Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

— Инквизиция? Это невозможно, — запротестовал Рейневан. — Гжегож Гейнче никогда не опустился бы…

— Не Вроцлав. Магдебург. Не смотри на них, не привлекай к себе внимания. Выходим.

— Это тебя не касается, Рейневан. Это не твоя война.

Рикса поправила на себе кольчугу, вытащила из свертков кривой тесак, вытянула его из ножен, несколько раз махнула, аж засвистело.

— Я проверила, разведала, — сказала она. — Их много. Многочисленная хевра [995] компания, шайка. ( гебрейск .) — Примеч. автора. приехала из Магдебурга. Кроме провокаторов, имеются также убийцы. Четырнадцать мужиков. Нападут, как только стемнеет.

Рейневан отцепил от вьюков и распаковал свой охотничий самострел, повесил через плечо сагайдак с болтами. Проверил нож, дополнительно засунул кинжал за штанину. Рикса молча наблюдала.

— Это тебя не касается, — повторила она. — Ты не обязан влезать в это и подставлять свою голову.

— Ты должна была не дразниться, напоминаю. Пойдем.

Магдебургская Инквизиция не заставила себя долго ждать, ударила сразу, как только стемнело. Перед воротами дома на Речной вдруг вынырнули из темноты невыразительные фигуры, быстрые, даже размазывались в глазах. В двери с грохотом ударил таран. Дом был готов к этому, нанес ответный удар. Загрохотало, из окошка в дверях ударил огонь. Среди фигур возникла кутерьма, кто-то закричал. Таран грохнул повторно, на этот раз протяжный треск сообщил об успехе. Рикса сплюнула на ладонь, схватила рукоятку.

— Пора! На них!

Они выскочили из переулка, врезались между толпящихся возле дверей людей, застигая их врасплох и разбрасывая. Рейневан быстро колол ножом, Рикса со всего размаха рубила тесаком. Крики и проклятия заполнили улочку.

— В середину!

Из-за вышибленных дверей снова пальнуло ружье, завыла дробь. Во вспышке выстрела Рейневан увидел прямо перед собой мужчину с налысо побритой головой, заприметил поднятый для удара топорик. Он схватил перевешенный через плечо самострел, выстрелил с бедра, не целясь. Побритый охнул и рухнул на брусчатку.

— В середину!

У нападающих тоже были самострелы, тоже были самопалы. Когда они с Риксой ворвались во двор, вдруг стало светло от выстрелов, в воздухе зашипели болты. Оглушенный громыханием Рейневан споткнулся о труп, упал в кровь. Кто-то бегущий следом споткнулся об него, повалился рядом с проклятиями и бряцанием. Рейневан огрел его самострелом, быстро оттолкнулся прямо под ноги следующего. Прямо возле его головы что-то ударилось с металлическим звоном о брусчатку, высекая искры. Он выдернул кинжал из штанины, подскочил, ударил, аж хрустнуло плечо, четырехгранный клинок со скрежетом прошил кольца кольчуги. Нападающий завыл, упал на колени, опуская прямо на Рейневана тяжелый железный крюк. Он схватил железо и с размаха ударил стоящего на коленах нападающего, чувствуя и слыша, как крюк входит в кость черепа.

— Рейневан! Сюда! Быстро!

В глубине двора кто-то завыл, захрипел и захлебнулся. Рейневан вскочил на ноги и побежал в сторону входа в дом. Болт просвистел прямо у него над головой. Что-то грохнуло и блеснуло, по каменному подворью разлилась огненная лужа, завоняло паленым жиром. Вторая бутылка разбилась о стену дома, горящее масло каскадом стекло по карнизам. Третья лопнула на ступенях, пламя мгновенно охватило два лежащих там тела, зашипела испаряющаяся кровь. Со стороны ворот летели новые снаряды. Вдруг стало светло, как днем. Рейневан увидел стоящего на коленях за колонной крыльца бородача в лисьей шапке, это мог быть только хозяин усадьбы, Майзл Нахман бен Гамалиэль. Возле него на коленях стоял подросток, стараясь трясущимися руками зарядить гаковницу. За второй колонной стояла Рикса Картафила де Фонсека с окровавленным тесаком, у нее было такое лицо, что Рейневан задрожал. Сразу за Риксой, с самопалом в руке…

— Тибальд Рабе? Ты здесь?

— Прячься!

От ворот полетели болты, выковыривая штукатурку со стены. Подросток, пытающийся зарядить гаковницу, пронзительно крикнул и свернулся в клубок. Рикса отпрянула от вспыхнувшего огня, заслоняя лицо предплечьем. Рейневан затянул подростка за стену, Тибальд Рабе помог ему.

— Плохи дела… — выдавил голиард [996] бродячий актер, как правило, недоучившийся студент или беглый монах, исполнитель остросатирических представлений. . — Плохи у нас дела, Рейневан. Сейчас двинутся… Не устоим…

От ворот, как бы в подтверждение, ему ответил боевой клич, исполненный злобы вой. Огонь заблестел на клинках, замигал на остриях.

— Смерть жидам!

Ребе Майзл Нахман бен Гамалиэль встал. Поднял голову к небу. Распростер руки.

— Baruh Ata Haszem, Eloheinu , — закричал он, певуче модулируя голос. — Meleh ha-olam, bore meori haesz! [997] «Благословен Ты, Гашем, наш Бог, Царь света, творец света огня». — Примеч. автора.

Стена дома треснула, взорвалась извержениями штукатурки, извести и раствора. Из облака пыли вышло нечто, что было замуровано в стене. Рейневан со свистом втянул воздух. А Тибальд Рабе аж присел.

— Emet, emet, emunah! [998] «Правда, правда, вера!» — Примеч. автора. Абракадабра! Абракаамра!

Вылезшее из стены нечто, с виду как глиняный истукан, было в общих чертах человекообразно, на месте головы, однако, между плечами была только незначительная выпуклость.

Ниже, чем человек среднего роста, толстое и пузатое, как бочка, шагало на коротких, похожих на бочки, ногах, грубыми лапищами касаясь земли. На глазах Рейневана лапы сжались в кулаки, большие, как ядра для бомбарды.

«Голем [999] Герой еврейского фольклора, оживленное с помощью специальных слов глиняное существо, достигающее со временем огромных размеров, прообраз робота, которому можно поручить любую работу; в переводе с еврейского «неготовое», «неоформленное». , — подумал он, — это голем. Самый настоящий голем, легендарный голем из глины, мечта чародеев. Мечта, страсть и мания Радима Тврдика из Праги. Эх, нет здесь Радима… Не может это увидеть…»

Голем зарычал, а скорее затрубил, как чудовищная окари́на [1000] род флейты, глиняный музыкальный инструмент. . Сбившуюся в воротах магдебургскую хевру охватил панический ужас, казалось, что тревога парализовала головорезов, лишила их власти над ногами. Они были не в состоянии убегать, когда голем бежал к ним шатающейся трусцой. Они даже не защищались, когда он напал на них, ровно и методично гатя и лупя кулачищами. Крик, ужасный крик распорол ночной воздух над Явором. Это продолжалось недолго. Наступила тишина. Только шипело горящее масло в лужах.

Со стен около ворот медленно стекала густая, перемешанная с мозгами кровь.

Взошло солнце. Глиняный голем вернулся в дыру в стене и стоял там невидимый, слившись с фоном.