Александр Нагорный - Плач Стали

Одному бегать вскоре наскучило, а братцев звать по пустякам постеснялся. Ну, поскучаю немного, тем радостней будет встреча, новая охота, лучше набег – ведь здесь должны быть торговые караваны… блин! Опять не заметил, как понесло не туда. Назначил себе три штрафных круга вокруг отряда, даже не почувствовал и добавил ещё три…

– Хорош уже мельтешить! – Возмутилась Светлана. – Носишься, как оглашенный! Можешь просто идти?

Кивнул, вздохнув. Она улыбнулась. – Потерпи, уже приедем скоро.

Пару нудных миль спустя потянуло дымом, приободрился. Ещё через часок вышли к посёлку, это что ж получается-то? Я дым учуял за пять километров? Не, наверно, показалось, я ж не волк. Да и от людей несёт, чуть глаза не слезятся, всю дорогу старательно выбирал подветренную сторону. Хотя я же что-то почувствовал, когда стал думать об охоте, вот оно и включилось. Нужно просто настроиться, сосредоточиться на заботах. Прислушался к разговору Светы с Остромыслом.

– … пацан же ещё, вот подрастёт, образумится. – Добродушно пробасил Остромысл.

– А хуже не станет? С ним и сейчас страшновато!

– Ты бабушке скажи, что это порода такая, нельзя их маленьких наказывать, могут озвереть. – Убеждённо вещал колдун. – На третий год только на цепь, тогда и толк будет.

Фу! Кажется, я становлюсь мнительным. Всё-таки интересно, о ком это они?

– А вообще, медведи – натуры тонкие, к ним требуется особый подход. Если попросить хорошо, отдаст бабуля медвежонка? Я б забрал.

– Тебе дай волю, всё заберёшь! – съязвила Света, Остромысл добродушно засмеялся.

* * *

В селе будто совсем не удивились прибытию отряда. В улыбках, взглядах, в самом воздухе витало особое настроение – чувство перемен. Наверное, в том мире после выстрела боевого корабля по резиденции правительства так же трудно стало кого-то удивить. Подумаешь невидаль – ещё один отряд, да тут вчера волки пировали!

Постоем бабушка Листвяна озадачила мужа и весь Совет заодно. В горнице Совета устроили заседание революционного комитета, по исконной традиции выслушивали оппортунистически настроенную оппозицию в лице волхвы разорённой деревни бабушки Милены. Эта храбрая женщина и не подумала скрываться, разделила с односельчанами судьбу и всячески старалась поддержать в испытаниях. Обликом кудесницы впору куличи сдабривать – такая вся благостная!

На морщинистом личике с румяными щёчками ласково щурятся добрые-добрые глазки. Она ничего не понимает! Какое нападение? Никто ж боярских людей врагами в селе не считал и не считает. Убили кого-то – ну, всякое случается из-за баб. В рабство погнали? Да что вы! Всего лишь в холопья. А что воли лишили, была ли та воля? Чем боярин хуже старейшин? Вон какие у него ратники, а у них? И с голоду никто не мрёт, вообще людству в Обвальном легче живётся. Она-то знает! Отдали же сыночка её Тишеньку за недоимок, не посмотрели, что единственной был опорой на старости лет. Пусть хворенький да горбатый, зато смышлён! У боярина стал советчиком, он своих в обиду не даст. Бабе Милене только б увидеться с ним, уговорит боярина не гневаться. Вернём людей и оружие, да возместим нанесённый ущерб…

Ей пытались возражать, бесполезно, злиться бессмысленно… Любовался я доброй бабулей и вспоминал образ другого исторического деятеля с добрыми-добрыми глазами. По-доброму вспоминал, кстати, припомнился и его пламенный соратник с горячим сердцем и холодною головой. Бабка, наконец, заткнулась, повисла угрюмая тишина. Уточняю деловым тоном. – Листвяна, беженцев из села выпускали?

– Просились, – кивнула она. Заговорила душевно. – Да я по-хорошему попросила вас обождать. Не дело уйти, не поблагодарив спасителей. Все на месте, не беспокойся.

Стараясь дышать ровно, говорю безжизненным тоном автомата. – Очень хорошо. Скажи им, кто хочет уйти, пусть идут, только принесут на волчью полянку у ворот по полешку за откуп. Вот пусть Милена сама говорит и выпрашивает поленья. Идите, а мы пока в баню, сил нет извазюкались. Как соберётесь, зовите. – Закрываю заседание.

* * *

Остромысл, полыхнув очами, пожелал доброго пара и вышел «кое-что приготовить». В бане просто помылись, Светлана старательно не смотрела в глаза, вздрагивала даже от случайных прикосновений. И ни единого вопроса. Она не догадалась – всё сразу поняла, представила, осознала. Ну, что поделать – колдуны, всем всё ясно.

Не успели толком напиться травяным взваром, в горницу Совета явились суровая Листвяна и ласковая Милена. – Исполнено твоё повеление, люди ждут.

– Ну, ступайте к ним, мы сейчас, – ответил, как мог благодушно. Ушли, обернулся к Светлане. – Я скоро…

– Можешь не спешить, – зло усмехнулась. – Я с тобой… навсегда.

Взяла из подставки факел, зажгла от лучины. Ладно, меч на плечо и вперёд. В воротах нагнулся за историческим дрыном Ждана, так и валялся бы, да пригодился. На полянке у палисада навалили изрядную кучу дров. Поодаль толпой стоят люди – мужики, женщины, дети…

Вышел к народу. Приблизилась Милена, согнулась в поклоне, врезал дрыном по спине, бабка упала ничком. Скомандовал. – Привязать.

Радок и Ждан бросились исполнять, Остромысл принялся подкладывать в кучу дров солому, его помощник поливает маслом. Хватаю ведьму за волосы, поволок по снегу, заверещала. Замечательно – без её партии шоу выйдет неполным. Приподняв за жердь, кидаю на костёр, дурная ассоциация… не глядя протягиваю руку, Света подала факел. Поднимаю огонь над собой, вглядываюсь в расширенные ужасом и любопытством глаза – мужские, женские, детские…

– Благодарю за дрова! Благодарю за ведьму! Свет вашего костра да рассеет мрак! – метнул факел. Огонь побежал по соломе, набираясь уверенности, наливается яростью. Ведьма визжит, воет долго и страшно. Пламя гудит, рвётся к равнодушным звёздам во тьму небес. Наконец, замолкает, трещит костёр и ни звука больше, люди не отрываются от огня. Зарево слабеет, сжимается, лица скрывает тень. Но меня-то у костра им должно быть видно хорошо.

– Вас не гонят, думайте до утра. Решите, когда мы уйдём карать Обвальный! Сейчас идите отдыхать.

Толпа молчала. По одному, по два стали отделяться фигуры, двинулись к воротам. Мы стояли у костра, пока все не вернулись в посёлок.

* * *

Света чуть слышно сказала. – Пойдём отсюда, я замёрзла.

Все разошлись, мы шли последние по пустым улочкам. Держались за руки, смотрели на звёзды, молчали. Гуляли просто, остановились у избушки бабушки Листвяны.

– Зайдём? – спросила Света.

– А бабушка? – я поддержал игру.

– Она сегодня с дедом в избе Совета, – скромно потупилась девушка. Привлёк её, чмокнул в румяную щёчку. Жарко шепчу. – Конечно, да!

– Только здесь не начинай! Это ж деревня! – В притворном ужасе попыталась она отшатнуться. Подхватываю на руки и по двери ногой – мне очень некогда! Осторожно укладываю девочку на шкуры, шепчет страстно. – Дверь-то прикрой! Дует!