Майкл Салливан - Эра Мифов. Эра Мечей

– Ты и сам понимаешь, что твой отец должен умереть. Он слишком слаб. Знаю, он не виноват, однако мы не можем дожидаться, пока он умрет от старости. Он – порождение своего времени и вырос в ту пору, когда все сословия считались равными. Его эпоха ушла. Наше поколение увидит расцвет мощи миралиитов, и мир вокруг нас изменится в лучшую сторону!

– Макарета, прошу! Не надо!

Она снова рассмеялась.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Нам ни к чему бояться гнева Феррола. Миралиитам он не страшен. Законы одного бога неприменимы к другим богам. Ведь мы теперь боги! Знаю, пока ты этого не чувствуешь, но погоди, скоро у нас появится своя паства. Тогда ты все поймешь!

Своя паства?!

Мовиндьюле сдался. Его разум отказывался принять происходящее, поэтому принц просто опустился на скамью.

– Фэйн идет! – крикнули с галереи, и Мовиндьюле показалось, что это Эйден.

– Мне пора. – Макарета помолчала, развернулась на левой пятке и похлопала принца по руке. – Если не хочешь участвовать в этой части плана, мы поймем.

И она оставила его на скамье под куполом, с которого глядели Гилиндора Фэйн и Каратак.

– И что теперь? – спросил Малькольм, взбираясь по скрипучей лестнице.

– Хватит спрашивать! – возмутился Рэйт. Он перевесился через стену, опершись локтями о каменную плиту, которая закачалась под его весом. – Я вам не киниг.

– Ты – дьюриец. Те, кто бедокурит в мирной жизни, в тяжелые времена становятся героями.

– Я не герой.

Малькольм пожал плечами и посмотрел на север.

– Очень жаль. Герой нам весьма пригодился бы.

В темноте горели походные костры гула-рхунов, заполонивших окрестные холмы, словно армия светлячков. И еще северяне питали слабость к барабанам. Все истории отца и братьев Рэйта начинались со слов «мы проснулись под бой гулских барабанов…», «в ночь перед битвой мы заснули под барабаны», «мы ринулись в битву под грохот боевых барабанов…». Рэйту никогда не доводилось воевать с гула-рхунами. Что бы там ни говорил Адгар, Рэйт до этого просто не дорос. Он мог бы отправиться в долину Высокое Копье в следующий призыв, но его так и не случилось. Весь боевой опыт Рэйта сводился к дракам с братьями и прочими дьюрийцами. Жизнь на пустошах, где еды всегда не хватало, зато копий имелось в избытке, дала ему отличную школу. Однако на войне все иначе. Он не знал, как именно, просто чуял нутром и помнил рассказы воинов.

– Как думаешь, барабанщики все те же? – спросил Малькольм. – Я имею в виду, они меняются или нет? Ну, не могут одни и те же люди стучать ночь напролет!

– Знаешь, временами я поражаюсь ходу твоих мыслей.

– А что такого? Думаю, вопрос вполне обоснован. Ведь барабанный бой не смолкает.

Рэйт вздохнул.

– По крайней мере, тут нет Персефоны.

– Она вернется. – Малькольм заявил это с такой уверенностью, что Рэйт заподозрил, не получил ли тот каких новостей про переговоры с дхергами.

– Надеюсь, ей хватит ума держаться подальше отсюда.

Малькольм покачал головой.

– Персефона живет ради своих людей. Пора бы тебе понять! Она никогда их не покинет. Ни под страхом войны, ни из-за любви к мужчине. Пожалуй, это даже трагично. Вы напоминаете мне двух невезучих возлюбленных из старых легенд.

Рэйт посмотрел на него с кислым видом.

– Ты ничего обо мне не знаешь, так что хватит! Тебя совсем избаловали в твоем Алон-Ристе, откармливали, как племенного борова. А я жил…

– В Дьюрии, знаю-знаю, – кивнул Малькольм. – На бесплодном, обдуваемом всеми ветрами плоскогорье среди камней и тощей травы, где еды мало, а сострадания еще меньше. Отца ты ненавидел, хотя умудрился сохранить к старику беззаветное уважение. Еще ты ненавидел старших братьев, да и на прочих сородичей тебе, похоже, плевать. Любил ты лишь мать и сестру, а потом Персефону. Полагаю, ты так быстро и безнадежно запал на нее потому, что она напоминает тебе сестру или мать… возможно, обеих. – Малькольм держал свое копье, Нарсирабад, двумя руками, острием вверх, будто собирался взбивать масло. Они с Рэйтом не смотрели друг на друга, разглядывая костры на холмах. – Ты никогда не рассказывал, как умерли твоя мать и сестра.

– И не собираюсь.

– Ты ведь был тогда с ними? Они умерли, ты выжил. Болезненный опыт, не спорю. И тоже весьма типичный для старых легенд. Похоже, тебя гнетет чувство вины.

Бывший раб частенько бесил Рэйта. Ему никогда не доводилось встречать такого болтуна, как Малькольм.

– Сменим тему.

– Я веду к тому, что Персефона для тебя – нечто вроде второго шанса. Вот почему ты зовешь ее с собой. Хочешь спасти. Тем более, что ты не смог уберечь мать и сестру.

– Теперь это без надобности.

– Говорю же, она вернется! – заверил Малькольм.

– Надеюсь, к тому моменту все закончится. Ты прекрасно знаешь, что гулы нас всех перебьют.

Малькольм долго молчал, затем перехватил копье и вздохнул.

– Они еще не напали.

– Нападут.

– Вожди послали гонцов. Помощь придет.

– Не успеет.

Малькольм стукнул по каменной дорожке копьем.

– Не будь таким оптимистом!

Рэйт посмотрел на него. Они обменялись улыбками.

– Вдруг с ней что-нибудь случится? – спросил Рэйт.

– Например, она попадет в окружение тысяч разъяренных воинов?

– Ну да, типа того.

– Где бы Персефона ни была, хуже, чем здесь, ей не будет.

Рэйт кивнул.

– Вот именно.

– И что – тебе от этого легче? Вовремя ты отправил ее подальше, теперь она пропустит все веселье, – с озорным видом заметил Малькольм.

– Вообще-то да.

– Ты знаешь, что мы будем делать теперь?

Рэйт кивнул.

– Будем ждать.

В темноте Гиффорд пробирался вдоль стены, ведя правой рукой по камням. Поразительно, как много камней набрали жители Тирре! И наверное, долго они их укладывали… Другую руку Гиффорд прижимал к груди, растопырив пальцы, будто собирался клясться; как ни странно, ребра болели меньше, если на них надавливать. Даже дышать было тяжело: с каждым вдохом он чувствовал острый укол, заставлявший делать еще один вдох и вызывавший новую вспышку боли.

– Куда собрался? – спросила Падера, возникшая из темноты словно призрак. Старая вдова вернулась в лагерь быстрее, чем Гиффорд ожидал. Гончар никогда не мог понять, почему Падера неизменно его опережала: то ли из-за своей энергичности, то ли из-за его скрюченной спины. – Небось больно дышать? Отлежался бы ты недельку.

– Я ищу свою подпофку, – сказал Гиффорд.

Падера выбрела на тропку, вившуюся вдоль стены. В последние недели она стала главной улицей для всего клана Рэн. Большая ее часть пролегала под шерстяным навесом, этот же участок находился между Восточными и Западными Хлябями – ничейная земля.