Артем Карпицкий - Этаж ноль

Анна играла, играла на протяжении своей жизни… Разные роли, разных людей… Играла их, играла ими… Обломки искореженных судеб где-то там, позади, отмечают ее путь… Она не жалела, ей хотелось так поступать — и она поступала… Она была женщиной, настоящей женщиной, во всех смыслах этого слова. Но… Что-то изменилось.

Этот поход, экспедиция, затеянная профессором Стауфом… Здесь с самого начала был подвох. Несоответствие. Неправильность… Анна Левит, не гнушавшаяся ничем ради кругленькой суммы, колебалась. Долго, очень долго, противоестественно долго… Интуиция говорила ей, что не стоит соглашаться на предложение профессора. Не стоит ввязываться в бессмысленную авантюру… Но деньги… Очень большие деньги… Анна долго сомневалась, но, в конце концов, приняла предложение.

И, первое время, не жалела об этом. Природа, хорошая компания, ненавязчивый ухажер в лице полковника… Что еще нужно женщине? Хм… Разве что рискованные развлечения… Но ведь и они были. И ночные прогулки под звездами. И многозначительные разговоры… Все было хорошо. Даже замечательно… Пока они не пришли к подножию горы.

Легкость бытия улетучилась вместе с облаками, оставив непроницаемую серость. Анна, находившаяся в хорошей физической форме, без проблем одолевала подъем, но это ее не утешало. Мысли… Мрачные мысли приходили ей в голову. Иные и вспоминать-то страшно… Безумие… А потом тот странный знак. И сова… Или как ее там… И гибель доктора… Она чуть-чуть не успела, чуть-чуть не дотянулась до ускользающей вниз руки… А потом упрекала себя, винила, грызла, как белка грызет твердый орех… Анна понимала, что ее вины в трагедии нет, но не могла отделаться от чувства, что это лишь начало беды. Лишь бледная тень настоящих несчастий…

И она, как всегда, не ошиблась, хотя навсегда бы предпочла стать крикливой гадалкой, чьи предсказания лишь сказка для доверчивых туристов… Она бы предпочла… Но кто ее спрашивал? Кого волновало мнение Анны Левит, когда Гроус и Граас словно сошли с ума? Кого волновало ее мнение, когда полковник выпускал в проводников пулю за пулей? Они умерли… И остались лежать там… Профессор Стауф сказал, что нет смысла сейчас возиться со всем этим. Что нужно сперва разобраться с древним храмом, а потом, ближе к вечеру…

Профессор улыбался и лгал. Лгал так, как лжет опытный политик или актер. То есть невероятно правдоподобно… Уж Анна в этом разбиралась… Очень хорошо… А потом… Потом они разделились, чего и следовало ожидать. Профессору нужно было оставить полковника Вирта и мисс Анну, как он любил говорить, наедине. Тет-а-тет. Без посторонних глаз… Зачем? Все просто — в письме, которая она получила перед экспедицией… В тексте, под которым стояла сумма с большим количеством нулей… Там было написано… Буквально в паре слов… То, что она должна сделать… И как она должна это сделать…

Убить полковника Вирта фон Хеффера. Отравить его, подсыпав яд в спиртное, до которого старый солдат был очень уж охоч.

«Что же я наделала?!»

Анна дрожала и всхлипывала. Она ускорила шаг, с трудом сдерживая слезы, она шла по длинном коридору, между отблесков яркого пламени, не замечая ничего вокруг… А потом, совершенно неожиданно, встретила профессора Стауфа.

— Привет, — профессор радостно улыбнулся. — Давно не виделись.

— Нет… — Анна отступила назад. — Я же сделала все, что Вы хотели…

— Замечательно! Просто замечательно! — Винсент Стауф похлопал в ладоши. — Мисс Анна, Вы оценили статую Судьбы?

— Судьбы?

— Конечно! Те кошки были символом разделенного безумия, слепой мужчина — символ судьбы… — профессор оперся рукой на стену и наклонился вперед. — Этот храм — просто чудо! Совершенство! Вершина человеческого гения! Вы знаете, для чего он был создан? Не построен — именно создан.

— Нет… — тихо ответила женщина, не узнавая свой собственный голос, казавшийся неуверенным и жалким. — Не знаю…

— И не можете знать! — непонятно чему обрадовался профессор. — Знание, разделенное безумие, судьба, мощь, цель… Вы не видите в этой последовательности особую силу? Особую важность… Каждой детали.

Винсент Стауф поднял глаза, зацепившись взглядом в символ, начертанный на потолке. Трилистник, обращенный вниз… Она увидела этот знак и задрожала еще сильнее, заметив, как пальцы профессора скользят по стене… Она знала, что сейчас произойдет… Она не имела никакого представления о том, как это можно предотвратить… Улыбка профессора, не сходившая с его лица, означала приговор, а у Анны не было ни сил, ни времени, ни желания сопротивляться.

«Бедный котенок», — успела подумать женщина, прежде чем массивная каменная плита опустилась на нее…

Пепел к пеплу, пыль к пыли, прах к праху… Как там было полностью? Еще один компонент? Или нет? Пак не помнил, многое незаметно стерлось из его памяти… Возможно, время летело слишком быстро. Возможно, оно ползло, как черепаха. Он не знал… День за днем, год за годом… События выстраивались в особый порядок, странные знамения проглядывали в каждом жесте, в каждом слове… Люди… Пак был знаком со многими людьми, но не знал никого. Даже самого себя…

Время шло, и один единственный год казался целой жизнью. Еще один год — еще одна жизнь. И снова, и снова… Бесконечная цепочка перерождений… И возрождений… Юноша чувствовал себя птицей по имени Феникс, раз за разом восстающей из пепла. Он раз за разом проходил сквозь багровую пелену, отмечая краем глаза отблески ложного света. Он раз за разом окунался в этот мир, чувствуя холод и боль. Он раз за разом… предавал себя. Снова и снова. Как во сне…

Пепел к пеплу, пыль к пыли, прах к праху… Кровь к крови.

Невыносимая тяжесть камня впереди, невыносимая пустота коридоров сзади. Красные капли на пальцах… Пак удивленно взглянул на свои руки, кровь казалась ненастоящей, словно томатный сок… На пустых, без каких-либо украшений, стенах, на одежде, на коже… Он чувствовал тепло и влагу. Он видел Анну Левит. Он видел, как на нее обрушился здоровенный валун… Он знал, что она уже мертва. Наверняка мертва, после такого не выживают… Но Паку Синмору было все равно. Он ничего не чувствовал. Абсолютно… Только удивление.

Юноша растер кровь на пальцах и поднес руку к лицу. Он втягивал носом воздух, пытаясь уловить запах смерти, запах уходящей жизни, запах гниющих цветов и ржавых цепей… Но чувствовал только затхлый дух заброшенных коридоров храма. И легкий, едва ощутимый, привкус гари. Факелы… Они ждали, они звали свою жертву… Они пылали…

Всегда.

Не выдержав, юноша побежал. Проход впереди был закрыт, но коридор ветвился, и слева виднелись все те же пустые стены, все те же глухо потрескивающие факелы. Пламя… Пак Синмор мчался по коридору, стараясь не смотреть по сторонам. Он бежал молча и сосредоточенно. Он думал только о том, что увидит в конце. Он знал, что увидит… Он ждал этого.