Стивен Гулд - Телепорт [litres]

– К западу отсюда я видел странную аварию. Автоцистерна набок завалилась.

Официантка поставила кофе на мой столик.

– Да, это постоянный наш клиент. Похоже, он заснул за рулем и вылетел с трассы.

– Так он погиб?

Ну вот, я озвучил вопрос, продиктованный не то страхом, не то надеждой.

– Нет, слегка поранился и, по-моему, плечо вывихнул. До утра его оставили в окружной больнице под наблюдением.

Жив! Я удивился, но почувствовал облегчение. Помощник официанта протирал соседний столик.

– Сегодня утром четверо патрульных заходили к нам за пончиками. Я слышал, как один сказал, что они проверили Топпера на наркотики. Сам Топпер твердит, что не засыпал. Мол, он гнался за призраком и тот заманил его в канаву.

Официантка покачала головой:

– Топпер всегда казался мне странноватым, каким-то неправильным. На чем он сидел?

Помощник официанта отложил тряпку.

– Ни на чем. Патрульные сказали, что он чист. Вот почему Топпера до утра оставили под наблюдением: подозревается травма головного мозга. Ему рентген черепа сделали, чтобы проверить, нет ли перелома.

– Ничего себе! – Официантка посмотрела на мою чашку. – Милый, тебе еще кофе нужно?

– Да, пожалуйста, – с улыбкой ответил я.

«Дорогая мама! Я сбежал из дома год и три месяца назад. Сейчас живу в Нью-Йорке и устроился неплохо. Очень хотел бы встретиться с тобой, однако не уверен, хочешь ли этого ты. Очень скучаю, но, если не пожелаешь меня видеть, пойму. В общем, буду рад любой весточке. Можешь позвонить мне на номер 718/553-4465 или написать по адресу: а/я 62345, Нью-Йорк-сити, штат Нью-Йорк, 62345. Твой сын…»

Получилось неловко, грубовато, бесхитростно, но это была моя шестая попытка, и переписывать в седьмой раз совершенно не хотелось. Я щелкнул по иконке, и лазерный принтер бесшумно распечатал страницу. Я подписал письмо и положил в конверт, на котором стояли мамино имя и девичья фамилия, Мэри Найлс. Прыгнул на лестницу под офисом Лео Силверштайна, поднялся по ступенькам и попросил администратора передать письмо адвокату. Женщина согласилась, не задав ни одного вопроса, и я понял, что она знает, в чем дело.

Не нужна мне ваша жалость! Так и подмывало прыгнуть домой на глазах у этой понимающей дамы, только чтобы стереть с ее лица выражение сочувствия. Нет уж, я уже и так напрыгался! Поблагодарив женщину, я вышел на лестницу и прыгнул оттуда.

Вечером я позвонил Милли и рассказал ей про письмо.

– Очень хорошо, Дэви. Ясно, что тебе тревожно, зато ты узнаешь правду.

– Вдруг мама не захочет меня видеть? Вдруг я ей безразличен?

Милли ответила не сразу.

– По-моему, тебе не стоит из-за этого переживать. Даже если ты безразличен ей, то, по крайней мере, выяснишь это, учтешь и пойдешь дальше. Так лучше, чем вязнуть в неизвестности.

– Вязнуть в неизвестности? По-моему, описание очень точное. Я завяз в неизвестности: есть у меня мать или нет.

– Дэви… матери у тебя не было последние шесть лет, – деликатно напомнила Милли. – На самом деле неизвестность в другом: станет мама частью твоей жизни или нет.

– Не чувствую разницы. – в досаде я покачал головой.

– Сейчас ты не такой, каким был, когда ушла твоя мама. Само время изменило тебя, не говоря уже о жестоком отце. И твоя мать сейчас не такая. Психотерапия способна сильно изменить человека. Прежних отношений не вернуть ни тебе, ни ей. Только если притворяться и фальшивить. У вас просто не получится.

– Черт подери, Милли, все так сложно!

– Ага.

Я сменил тему:

– Какие планы на выходные?

– Еще не думала. Может, просто отлежусь.

– В постели? – спросил я, слабо улыбаясь.

– Ну, часть времени в постели, но не все выходные. Так и отношения угробить недолго.

– Сексом угробить?

– Одним сексом. Надо, чтобы нас связывал не только тонкий слой влаги.

– Тебе не нравится? А мне казалось… Ну, что тебе хорошо.

– Я люблю секс. Люблю настолько, что порой это идет вразрез с протестантским воспитанием. Я люблю заниматься сексом с тобой, Дэви, потому что… потому что я люблю тебя.

У меня что-то случилось с лицом, подкатила тошнота. Я не видел ни телефона, ни стула, ни книжных полок – только лицо Милли.

– Милли… Можно мне прилететь к тебе сегодня?

Голос мой звучал резко, рука, сжимающая трубку, дрожала. Милли шумно выдохнула:

– Даже если бы сегодня был рейс, до меня ты доберешься лишь к утру. У меня занятия.

Я мог бы оказаться рядом с ней через мгновение. Страсть и обоюдное желание грели тишину. Я был на седьмом небе от счастья и умирал от тоски.

– Если хочешь, можешь приехать в четверг.

– Ты уверена?

– Занятия заканчиваются в половине пятого, значит в аэропорту я могу быть к шести. Нет, к половине седьмого: на час пик же попаду.

– Нет, в четверг в половине пятого я буду у твоего дома, – пообещал я и, чтобы не струсить, быстро добавил: – Я тоже тебя люблю.

Пару секунд Милли молчала, потом чуть слышно шепнула:

– Ой, Дэви, я сейчас разревусь.

– Имеешь полное право.

«Иди к ней! – толкало что-то изнутри. – Иди немедленно».

Меня так и подмывало прыгнуть, но холодный голос рассудка проговорил: «Подожди! Тебя она любит. Но полюбит ли прыгуна?»

Судя по звукам, Милли высморкалась:

– Терпеть не могу то, как течет нос, когда я плачу.

– Извини, что довел тебя до слез.

– Да замолчи ты, дурачок! Говорила же я тебе: плакать хорошо и полезно. Ты сделал мне подарок, а это повод радоваться, а не грустить. Плачут не только от горя. И ты не дурачок. И я люблю тебя.

Иди к ней! Подожди… А-а-а-ах!

– Я люблю тебя. Хотел признаться тебе, еще когда позвонил сказать о смерти дедушки, и уже начал говорить…

– А я-то гадала…

– Признаваться было страшно. Мне и сейчас страшно.

– Рада это слышать, – серьезно проговорила Милли. – Такими словами не бросаются.

– Тогда почему мне хочется повторять их снова и снова?

– Может, потому, что глубоко их чувствуешь. У меня есть теория относительно этих слов. Их нужно говорить искренне, но не так часто, чтобы дошло до тупого, дешевого автоматизма. Их нельзя уподоблять фразам вроде «С добрым утром», «Простите» или «Передай мне масло», понимаешь?

– Думаю, да.

– Но если хочешь, сейчас ты можешь сказать эти слова снова.

– Милли, я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Сейчас я лягу спать, но вряд ли смогу заснуть. Думай обо мне, ладно?

– А то как же!

Иди к ней. Иди к ней, иди к ней!

Милли засмеялась:

– Спокойной ночи, любимый!

– Спокойной ночи, любимая.

Милли отсоединилась, а я изумленно уставился на трубку. Потом я прыгнул в Стиллуотер, к ее дому, и смотрел на окно ее комнаты, пока в нем не погас свет.

В поисках подарка для Милли я вспомнил кое-что, примеченное в сувенирной лавке Метрополитен-музея. Я попробовал прыгнуть на лестницу музея, но ничего не вышло. Быстро, чтобы не растерять уверенность, я прыгнул в Вашингтон-сквер-парк.