Стивен Гулд - Телепорт [litres]

– Дэви, я очень рада. Надеюсь, все будет хорошо.

– Ну, посмотрим.

С одной стороны, я страшно боялся, с другой – надеялся на лучшее.

– Милли, если б не ты, я не послал бы письмо. Не решился бы, так что спасибо.

– Эй, ты несправедлив к себе! Не унижай моего любимого!

– Я тебя люблю. Сейчас мне нужно отсоединиться, ладно?

– Да, конечно. Я люблю тебя. Пока!

– Пока.

Трубку на базу я положил с преувеличенной осторожностью, аккуратно, бережно. Глупо, наверное, но раз Милли рядом не было и я не мог приласкать ее, то свои чувства я излил на телефонную трубку. Я посмеялся над собой.

Господи, как же я боялся…

После семи ждать стало еще невыносимее.

В половине восьмого телефон зазвонил, и я мигом взял трубку.

– Вы когда-нибудь задумывались о гара…

Я швырнул трубку на базу.

Пять минут спустя телефон зазвонил снова.

– Привет, это Морган. Шейла дома?

– Здесь таких нет. Вы ошиблись номером.

– Ой, простите!

Морган отсоединился.

Через мгновение телефон зазвонил снова.

– Привет, это Морган. Шейла дома?

– Вы опять не туда попали.

– Ой! – с досадой воскликнул Морган. – Наверное, я набираю неправильно. Шейла же четко назвала мне свой номер… Простите!

Придурок! Девка небось дала тебе левый номер. После паузы минуты в две телефон зазвонил снова.

– Привет, это Морган. Шейла дома?

Пару секунд я молчал, потом понизил голос на октаву и, ловко изображая бруклинский выговор, ответил:

– Ё-моё, братан, прости, но Шейла умерла!

Я повесил трубку.

Некрасиво получилось! Мне стало стыдно, хотя Морган больше меня не тревожил.

В девять телефон зазвонил снова.

– Вы когда-нибудь задумывались о гарантиях страхования жизни? О том, как защитить своих близких от опасностей, подстерегающих в будущем?

На этот раз я дослушал сообщение до конца, записал название страховой компании и контактный телефон. Потом повесил трубку, начал искать в телефонном справочнике адрес тех страховщиков и думать, какую бы гадость устроить им с помощью голосовой почты.

В 22:55 телефон зазвонил снова.

Боже, боже, боже… Я взял трубку и облизал губы.

– Алло!

– Дэви? Дэвид Райс?

Я судорожно выдохнул.

– Привет, мама, – тихо ответил я. – Какие новости?

Это отголосок прошлого, кусочек моего детства, в котором я сходил со школьного автобуса, бежал по подъездной дорожке, распахивал дверь черного хода и говорил: «Привет, мама! Какие новости?» Она отвечала: «Особо никаких. Что нового в школе?»

Голос на другом конце провода стал не громче моего:

– Ой, Дэви… Дэви, сможешь ли ты меня простить?

Как же мне сдержать слезы? Они жгли мне глаза, и я часто-часто заморгал.

– Мам, я знаю про изуродованное лицо и про сломанные кости. Знаю про год в клинике. По-моему, выбора у тебя не было. Все нормально.

Может, когда-нибудь и станет на самом деле нормально…

Судя по шороху, мама задела трубкой щеку – она покачала головой.

– Я послала тебе семьдесят писем, а ты не ответил… Наверное, ты очень сильно обиделся.

– Я не получал твоих писем. Сколько, говоришь, ты написала?

У меня засосало под ложечкой, как в ожидании избиения или перед стычкой с Марком.

– Черт подери твоего отца! Из клиники я отправила тебе лишь два длинных письма, зато первый год после выписки каждый месяц посылала по письму. Ответов не было, и я стала писать только четыре-пять раз в год. Последние несколько лет посылала только подарки ко дню рождения. Их ты получал?

– Нет.

– Вот мерзавец! И я оставила тебя с таким человеком…

Я заерзал на диване. Хотелось, чтобы мама перестала говорить об отце, перестала напоминать мне о нем. Хотелось убежать – меня сейчас вырвет! – хотелось повесить трубку или прыгнуть. Хотелось прыгнуть в Стиллуотер, или на Бруклинский мост, или на Лонг-Айленд, чтобы бродить по песку, пока Атлантика хлещет берег бурунами.

– Мам, все в порядке, – сказал я, но не убедил ни ее, ни себя.

После небольшой паузы мама спросила дрожащим голосом, тщательно подбирая слова:

– Дэви… он обижал тебя?

Не говори ей! Зачем делать больнее? С другой стороны, мне хотелось сделать маме больнее, хотелось пристыдить ее, хотелось, чтобы она прочувствовала страдания, выпавшие на долю двенадцатилетнего мальчика.

– Иногда, – сухо ответил я. – Он бил меня ковбойским ремнем с тяжелой пряжкой. Потом я несколько дней не мог ходить в школу.

Мама не выдержала и разрыдалась, а я чуть не сгорел от стыда.

– Прости! Прости! Пожалуйста, прости меня! – повторяла мама между всхлипами, опять и опять, пока слова не слились со всхлипами, не превратились в бесконечную горестную литанию.

– Т-ш-ш, мама, все хорошо. Все будет хорошо. – Неизвестно почему, но плакать мне расхотелось. Накатила меланхолия, сильная, чуть ли не сладостная. Вспомнилось, как Милли утешала меня, когда я плакал. – Т-ш-ш, я прощаю тебя. Ты ни в чем не виновата. Ты ни в чем не виновата. Т-ш-ш!

Наконец всхлипы стихли, и я услышал, как мама сморкается.

– Меня гложет чувство вины за то, что я тебя оставила. А я-то думала, что мы с моим психотерапевтом давно с этим разобрались. Терпеть не могу то, как течет нос, когда я плачу.

– Наверное, это наследственное.

– Ты тоже? Ты часто плачешь?

– Даже не знаю, мама. В последнее время бывает. Только получается не очень. Наверное, не хватает практики.

– Это шутка?

– Вроде того.

– Чем ты занимаешься, Дэви? На что живешь?

«Банки граблю…»

– Работаю в банковской сфере. Дела идут неплохо, я много путешествую, – соврал я, мучась чувством вины и презрения к себе. – А ты чем занимаешься?

– Я турагент, потому тоже много путешествую. Такая работа сильно отличается от жизни домохозяйки.

– Путешествия хорошо помогают уйти от реальности, да? – спросил я как беглец – беглянку.

«Ты тоже умеешь телепортироваться?» – хотел спросить я на самом деле. Но если мама не умеет, то подумает, что я свихнулся.

– Да. Порой человеку нужно именно уйти от реальности. Дэви, я скучала по тебе.

Ну вот и слезы подкатили, а я-то думал, они высохли навсегда.

– Мама, я тоже по тебе скучал.

Я отодвинул трубку от себя, но всхлипы мама услышала. Впрочем, я быстро их подавил.

– Прости меня, сынок, прости! – Судя по голосу, мама сильно расстроилась.

– Ничего страшного. Просто иногда накатывает. И ты права: я терпеть не могу, как течет нос, когда я плачу.

Мама нервно засмеялась:

– Дэви, ты по-прежнему пытаешься меня развеселить. Мой личный придворный шут. Ты необыкновенный!

«Ты даже не представляешь насколько …»

Мне хотелось попросить ее кое о чем, но я не решался, боясь нарваться на отказ. Но вот мама попросила об этом сама, и необходимость отпала.

– Дэви, мы можем увидеться?