Гай Орловский - Сестра ветра

– К Левкою? – переспросил Август и почесал затылок.

Аэлло часто закивала.

– А потом я его в лесу видела, утром. Когда на нас дрекавцы напали. Зубоскалил, издевался. За главного он у них, что ли! Теперь не узнать! Но только мне кажется, это он подстроил на зверинец напасть.

Август нахмурился, и, положив руку на рукоять меча, оглянулся по сторонам.

– Мы оба устали, Аэлло, – сказал он, наконец. – Пора отдыхать. Завтра на рассвете выезжаем.

Ага, отдыхать, с горечью подумала Аэлло. Нарочно так говоришь, чтобы к ней пойти. К гладковолосой этой. Ну и ладно.

Кивнула.

Вместе вошли обратно в зал.

– Погоди, сумку возьму.

И пошла к столу.

– Извините, – сказала соседям, чью посуду случайно разгромила. У людей так неудобно, тесно!

В ответ ей скривились, но промолчали. Аэлло заметила, что темноволосая девушка так и не появилась – вон, так же сиротливо покоится на блюдце ненадкушенный пирожок, рядом стоит кувшин, только осколки глиняной кружки подмели да мокрое пятно вытерли.

Истошный женский визг потряс трактир.

В гробовой тишине Аэлло обернулась к лестнице.

На самом верху лестницы вцепилась в перила одна из подавальщиц.

Волосы всклокочены, подбородок дрожит, лицо белое. За спиной – настежь распахнутая дверь.

Аэлло итак уже понятно – кричала она.

– Беда, люди добрые! – заорала женщина снова, заламывая руки, и оседая на деревянные ступеньки. – Насьюшку зарезали! Ох, зарезали…

Истеричный женский визг, мужской бас, звон посуды, звук опрокидываемых стульев – все слилось для Аэлло в единый гул.

Гарпия приложила пальцы к вискам, замотала головой, но стало только хуже: теперь еще и пространство утратило границы, слившись в неровные тусклые пятна.

Что? Как? Почему? Только что она была здесь, вот только что! Говорила, улыбалась своим отвратительно красивым ртом…

О чем она только думает!

Аэлло потянула ворот платья, ставший вдруг слишком тесным, но это не помогло. Здесь нет воздуха, нет пространства, нет ветра.

Отвратительные звуки, отвратительные запахи, слишком тесно, слишком темно.

Вопль «Зарезали!» почему-то все еще стоит в ушах, не пропуская ничего другого. А когда он ослаб, и другие звуки все же просочились, первое, что услышала Аэлло, было злобное, полное ненависти и желчи:

– Нелюдина! Проклятая нелюдина!

Аэлло словно очнулась, словно вышла из забытья, встряхнулась, помотала головой, на макушке взметнулись легким облачком белые кудряшки.

Подавальщицы, завсегдатаи – все уставились на нее, лица у всех хмурые, а у кого-то и вовсе перекошены.

– Зарезала, значит? – выплюнула ей в лицо полногрудая подавальщица с длинной косой через плечо.

– У, пялится! – поддержала ее вторая, точь-в-точь похожая.

– Глазищи-то так и сверкают! Ишь, нелюдь, – крякнул усатый стриженый мужчина.

Аэлло захлопала ресницами. О ком они? Неуверенно оглянулась – как быстро ее окружили! Сверкают в вытянутых руках ножи, у двоих, в белых колпаках, длинные вертела, кто-то протискивается сквозь толпу, держа над головой вилы.

Загрохотали, захлопываясь, резные ставни.

Подступили совсем близко – распахнешь крылья, и наткнешься на сверкающие лезвия. Аэлло сжалась в комок, кутаясь в крылья, в отчаянье бросила взгляд на дверь, у проема застыли двое с вилами.

Значит, даже если подняться под самый потолок, наружу не прорваться.

Аэлло прижала сумку с фэйри к груди, нашла глазами Августа. Он успел взойти на лестницу, всего на одну или две ступени, но толпа плотно сомкнулась у подножия, не позволяя сделать и шага.

Кто-то с силой пихнул его в плечо, Август оторопело обернулся, проследив глазами, как мимо по лестнице взбежала Лада с побелевшим лицом, с закушенной губой. Хозяйка чуть не споткнулась о ноги женщины, рассевшейся на верхней ступени, но устояла на ногах, схватившись за деревянные перила, и, не говоря ни слова, скрылась в распахнутой пасти двери.

Август обернулся к гарпии, вглядываясь в ее лицо, стоит, окруженная вооруженной толпой, зеркальцами глаз по сторонам сверкает, в уголках, даже отсюда видно, влажно. Абсолютно беспомощная, бледная.

– Аэлло! А ну, пропустите!

Август выхватил меч, поднял его высоко над головой.

Толпа присела, но не разошлась.

– Тишей, парень, тишей! – крикнул ему мужчина средних лет в красной расшитой рубахе, с сединой в усах, с волосами до плеч.

Он скрестил на груди руки и быстро оглянулся на гарпию. Аэлло расслышала шепот: староста.

– Не спеши, говорят тебе!

– А ну! Выпустите ее! Пропустите меня к ней сейчас же!

В толпе стали переглядываться. Мнения разделились. Одни за то, чтобы пропустить Августа к Аэлло, «чтобы всю шайку в одном месте», другие категорически против.

– Ага, как же! Чтобы ты девку свою полоумную вытащил?

– Не бывать этому!

– Опять же она нелюдь!

Дождавшись тишины, староста пригладил усы и изрек.

– Ты парень, лучше стой, где стоишь!

Подавальщица, та, что первая назвала Аэлло нелюдиной, истерично взвизгнула:

– Люди добрые! Да что же вы с ним лясы разводите! Не видите, что ли, в сговоре они?!

Толпа заходила ходуном, кольцо вокруг Аэлло сжалось. Гарпия почувствовала, как что-то острое впивается в крыло сбоку, как раз между перьев. От неожиданности вздрогнула, стальные перья колыхнулись, выдергивая из чьей-то дрожащей руки вертел. Звякнуло о пол, и окружавшие ее люди чуть отстранились. Но ножей и вертелов не опустили.

Раздались отдельные выкрики.

– А ведь и правда!

– Да, надо бы разобраться!

Лица старосты Аэлло не видно, но ясно, что он внимательно изучает Августа.

– И что ты на это скажешь, парень?

– Да на что – на это? – оторопело переспросил Август.

– В сговоре с нелюдиной своей аль нет?

– Да в каком сговоре? Что вы несете? – крикнул Август и потряс мечом. Брови его поползли вверх, вид ошарашенный, но какой-то отчаянный, голубые глаза стали совсем круглыми.

Подавальщица, та самая, снова противно заверещала:

– А кто Насью-то зарезал, изверг? Не иначе, она, твоя подружка полоумная!

На верху лестницы показалась Лада. Необъятная грудь нависла над перилами, в лакированное дерево впились побелевшие пальцы.

– Лекаря! Лекаря! – закричала она надрывно, и, склонившись к самым перилам чуть ли не лбом, жалобно, коротко завыла. Тут же распрямилась, и, рывком развернувшись, опять скрылась в покоях дочери.

Кто-то побежал за лекарем, а тот, словно караулил под дверью, вошел почти сразу же. Строгий, деловитый, с темными волосами до плеч, с живым узким лицом. Под мышкой у него небольшой продолговатый ящичек с двумя змеями, что сплелись хвостами и нависли над кубком.

– Дорогу! – крикнул неожиданно трубным, зычным голосом, и толпа растерянно расступилась.