Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

Стараясь максимально сосредоточиться, я решительно взялся за холодную ручку и резко дернул дверь на себя, мысленно приказывая ей открыться.

Как и в тут ночь, на домофон высветилось «ERROR», сопровождающееся довольно противным пиликаньем, и я не смог сдержать невольную улыбку, когда нос ударил знакомый запах известки, а цвета вокруг, наконец, избавились от яркости заходящего солнца, утонув в прохладных сумерках подъезда.

Очнувшись словно от странного полусна, я повернулся, ожидая увидеть в Натаниэле как минимум удивление.

Мне даже хотелось произнести что-нибудь язвительное, чтобы стереть наивное выражение с его лица, но в этом не было необходимости – Натаниэлевские глаза ничего не выражали, а сам он, стоящий в полутьме подъезда, внезапно показался мне далеким и чужим, как при нашей первой встрече.

Я невольно отступил назад и, столкнувшись с холодной стеной, замер, нажав кнопку вызова лифта.

Что-то противно заскрипело, а потом медленно открылись дверки, осветив лестницу узкой полоской бледного мигающего света.

– Нет. – Натаниэль в одно мгновение оказался рядом.

Он хотел схватить меня за руку, чтобы не дать войти в лифт, но, вовремя вспомнив, задержал свою ладонь в нескольких сантиметрах над моим запястьем и мирно добавил:

– Лучше пешком.

Он снова стал самим собой, хотя его глаза все еще не выражали никаких эмоций, кроме секундного протеста.

Я с облегчением улыбнулся, скривив уголок рта на одну сторону и, хитро посмотрев на Натаниэля, изображая его собственный пронзительный взгляд, спросил:

– Значит, ты боишься ездить на лифте?

– Да.

Я чуть не выдохнул в ответ саркастическое «неужели».

По лестнице мы с Натаниэлем шли в каком-то зачарованном молчании, а потом, шагнув к самому краю крыши, все так же молча сели рядом, любуясь невероятным закатом, освещающим нас почти волшебным красно-оранжевым светом, на который даже мне было совсем не больно смотреть.

– Я знал, – прошептал Натаниэль, не отводя взгляд от темнеющего неба. – Я знал, что ты особенный. Я верил, что такие, как ты, существуют.

Мне было приятно и одновременно безумно грустно смотреть сквозь его сияющие глаза, осознавая, что Натаниэль ни о чем не догадывается.

Вздохнув, я вдруг проговорил удивительно холодно, словно пытаясь разочаровать его раньше, чем он разочаруется сам:

– Нет. Если до сих пор думаешь, что я пришел сюда впервые, ты ошибаешься. На самом деле я уже был здесь однажды. И ты знаешь об этом.

Натаниэль отрицательно покачал головой, а потом прошептал одними губами:

– Это был ты.

Почему-то я не решался ответить ему утвердительно или даже просто кивнуть, словно молчание могло заставить меня перестать чувствовать себя предателем, нарочно скрывшим нечто важное для нас обоих.

– Ты разочарован? – тихо спросил я, заранее зная ответ на свой вопрос.

– Нет, – с неопределенной интонацией быстро ответил Натаниэль, и мы снова замолчали.

Я беспомощно посмотрел на Фаллена, а Натаниэль вдруг прикусил губу и сказал, обращаясь куда-то в бесконечность:

– Так вот почему ты носил с собой первую главу книги. Не потому, что она действительно имела какое-то значение, а потому что ты знал, что она написана про тебя.

Я никогда не слышал столько печали в его голосе и даже не предполагал, что когда-нибудь услышу.

Он поежился, словно от холода, тихо заканчивая оборванную фразу:

– Я был так счастлив, что наконец-то смог написать что-то стоящее, но… получается, это не так. Прости меня.

Мне очень хотелось каким-то образом объяснить ему, насколько на самом деле мне были важны кусочки его книг, про кого бы они ни были написаны, но я не нашел нужных слов, и мы просто встретились почти одинаково расстроенными взглядами.

Вздрогнув, будто от удара током, Натаниэль впился пальцами в гладкую поверхность крыши, а потом совершенно неожиданно улыбнулся и проговорил:

– Знаешь, на этот раз все по-другому. Тогда – в декабре – было темно и холодно, а теперь… Теперь мне тепло.

Я посмотрел на него сначала серьезно, а потом, не зная, как реагировать на это внезапное признание, вдруг рассмеялся в ответ.

– А ты как был загадочным, так и остался. – Он нахмурился, пытаясь понять причину моего смеха. – Но теперь ты совсем не чужой.

Я хотел ответить ему: «Ты тоже», но не успел.

Продолжая свою мысль, Натаниэль загадочно произнес:

– Я пишу книгу. Про тебя.

– Про меня, – эхом повторил я. – Но когда ты писал первую главу, ты же не знал, что тогда встретился на этой крыше именно со мной?

– Нет… Но с самого начала ты что-то изменил во мне. Знаешь что я почувствовал, когда впервые посмотрел тебе в глаза?

– И что же?

– Я увидел целую Вселенную, способную заставить меня мыслить так, как хочешь ты. Это было страшно, удивительно и…

– Больно, – осторожно закончил я.

– Да мне и сейчас больно встречаться с тобой взглядами, – удивительно беспечно сказал Натаниэль, словно мы заговорили о чем-то совершенно обыкновенном и естественном. – Но мне не страшно.

– Не страшно, – снова эхом повторил я, а потом спросил: – Помнишь, ты написал мне когда-то, что боишься, что тебя забудут?

Он кивнул.

– А почему ты не сказал мне тогда, что тебя пугает лифт? Я думаю, лифт страшнее.

Мы рассмеялись, и сквозь смех Натаниэль проговорил:

– Когда я кому-нибудь рассказывал о своих книгах, мне никогда не удавалось их дописать. Так было всегда. Но… с тобой все будет по-другому. Ты ведь не просто кто-то.

– Не просто кто-то? Ну да, не такой, как все? Особенный?

– Нет, особенные не хуже, а лучше остальных.

– Но я не особенный… Особенный скорее ты.

– Да, я всегда хотел быть не таким, как все. Мечтал выделиться, сделать что-нибудь великое…

– Но ты ведь…

– Нет. – Натаниэль вздохнул. – Те, кто считают себя избранными и мечтают о великих делах, навсегда останутся обыкновенными людьми. А такие, как ты, – нет. Те, кто живет, не завышая планок, не стремятся к великим целям и не пытаются доказать миру, что он без них рухнет… вот такие и есть особенные.

– Да таких сейчас миллиарды, – нахмурившись, ответил я. – По-твоему, все, кто ни о чем не задумывается, – избранные?

– Не совсем так. Просто по-настоящему великие дела совершают не для того, чтобы доказать, что способен сделать что-то, что не смогут другие.

Я удивленно замолчал, а потом, повинуясь внезапному порыву, произнес:

– А что, если я правда окажусь особенным? Ты ведь… не испугаешься?

Он растерянно кивнул, а я внимательно посмотрел на Фаллена, не совсем представляя, что собираюсь сделать.

Натаниэль попытался проследить за моим взглядом, но посмотрел в пустоту.

– Ты ведь ничего не видишь, да?

– Не вижу.