Антон Ленников - Монолит

— Нам ещё далеко? — спросила Инга.

— Километров двадцать, может, больше. К вечеру дойдем.

В Зоне редко бывали прямые маршруты. К полудню я понял, что всё-таки переоценил свои силы: мы прошли от силы километров десять — маршрут был знакомый. Я шагал, баюкая раненую руку. Хотелось пить, но воды не было. На знакомой дороге мы наткнулись на новую «комариную плешь». Днём её сразу было заметно: трава в этой аномалии никогда не росла. В «трамплине» росла, даже в «мясорубке» росла. А в «комариной плеши» нет. Я кинул для верности гайку.

Только часам к четырём показался посёлок Копачи. Когда-то тут стояли дома — теперь только холмики. Лет двадцать назад поселок просто закопали: слишком фонил. От него осталась только телефонная будка. Про неё ходило немало легенд. Говорили, что будки раньше не было, что появилась она уже после второй катастрофы просто так, на пустом месте. Ещё заявляли, что иногда в трубке есть гудок — и можно позвонить куда угодно, в прошлое, в будущее. Выдумки, разумеется, но любопытство было слишком велико. Конечно, выглядела будка странно. Столько лет прошло, а всё как новенькая: не заржавела, даже все стёкла целы, даже краска не облупилась. Я не удержался и снял трубку, но гудка, понятное дело, не услышал.

— Не работает? — поинтересовалась Инга.

— Нет, — покосился я на обрывки проводов.

Дальше дорога поросла редким колючим кустарником. Среди колючек притаились гнёзда «жгучего пуха», пока маленькие, неопасные. У нас обоих глаза стало «пощипывать», а в горле начало першить. Весной эти места, вообще, становились непроходимыми. Пришлось бежать бегом, противогаза у нас не было.

Лишь к вечеру, перед закатом, впереди показалась свалка. Целый полигон брошенной техники медленно ржавел: вертолёты с советскими звёздами на бортах, старые военные грузовики. Немало хлама здесь было ещё со времён ликвидации первой катастрофы — радиоактивную технику просто бросили. Потом к ней прибавились машины, участвовавшие в строительстве периметра. Такое решение власти приняли после нескольких несчастных случаев, связанных с техникой, побывавшей в Зоне. Подробности не сообщались. Но с тех пор все машины, работавшие в Зоне, навсегда здесь и оставались. Скопление металла притягивало к себе аномалии, в основном, «электру». На свалке можно было найти и артефакты, в основном, мелочь.

— Артефакты бывают двух типов, — рассказывал я Инге. — Одни рождаются в аномалиях, их довольно много. Свойства большинства хорошо изучены, ценности они небольшой. «Лампочки» и «батарейки» появляются в «электрах». Я наклонился, подобрал с земли блестящую щепотку и показал Инге «золотую пыль, которая остаётся после «комариной плеши».

— «Золотая пыль»? — переспросила Инга.

— Это наркотик, — пояснил я. — Его вдыхают — при этом человек переживает лучшие воспоминания.

Я пересыпал щепотку Инге на ладонь. Девушка с сомнением разглядывала золотые крошки.

— Может быть, пыль поможет мне вспомнить?

Я легонько хлопнул Ингу по ладошке — и золотые искры полетели в грязь.

— «Золотая пыль» абсолютно безвредна, но тот, кто хоть раз её попробовал, теряет интерес к обычному миру. Такие люди только и делают, что глотают пыль, пока есть деньги. Редко, кому удаётся удержаться и остаться нормальным даже после одной дозы. Сталкеров, которые собирают пыль, не любят. Люди называют их продавцами отчаянья.

Мы шли среди ржавых остовов, рассыпавшихся тут со времён прошлого столетья, и относительно новых грузовиков, вертолётов. Некоторые казались исправными, но это не так: все приборы с панелей были сняты, а зачастую и куски обшивки выпилены автогеном — всё, что можно продать и сдать на металл, изъято (радиоактивные это запчасти или нет, никого не волновало). Военные пытались как-то охранять свалку, но потом, потеряв несколько подразделений, махнули на неё рукой.

Вокруг было подозрительно безмолвно. Частенько здесь встречались чёрные сталкеры, снимающие металл и запчасти с машин, но сегодня никого…

— Кирилл, почему так тихо? — шёпотом спросила Инга.

Я поднял руку, и мы остановились. «Как плохо, что нет патронов. Последнюю обойму к пистолету я расстрелял в собак-мутантов, — мелькнуло воспоминание. — Без оружия чувствую себя банально голым… Что-то не так, а я привык доверять инстинктам…» — а вслух сказал:

— Идём назад, свалку лучше обойти…

Инга послушно кивнула. Мы повернули назад, но было уже поздно. Из-за груд ржавой техники вышли люди с оружием и перегородили нам путь.

Их было шестеро, в одинаковых масках-респираторах. Я осторожно вытащил пистолет и бросил его на землю, потом поднял руки и так же осторожно повернулся. С другой стороны на дорогу вышли ещё трое мужчин в джинсах и светло-жёлтых куртках, «под песок». Сначала я подумал, что это военные с проводниками из местных (чересчур хорошее снаряжение и слишком уверенные движения), но, когда люди подошли ближе, увидел белые нашивки на груди: круг, заключённый в кольцо, — и внутри у меня всё оборвалось — Монолитовцы. Фанатики Зоны не подходили так близко к Свободному. Если бы я понял раньше, кто они, то попробовал бы сбежать. С обычными сталкерами, даже из самых жестоких банд, существовала возможность договориться. С сектантами шансов не было. Инга удивлённо крутила головой по сторонам и не понимала, что происходит. Один из Монолитовцев вышел вперёд и, не сводя с меня автомат, стянул маску респиратора. У мужчины было спокойное интеллигентное лицо с мягкими чертами — так мог выглядеть учитель литературы, выбравшийся в тайгу поохотиться. Монолитовца выдавали глаза, тёмно-карие, почти чёрные, с огромными расширенными зрачками. Мне сложно было выдержать его взгляд, холодный, чужой, изучающий, словно не человек перед тобой вовсе, — так всегда нужно делать с хищниками. Не для того, чтобы унять их ярость, а чтобы не пропустить бросок. Я не ведал, что Монолитовцы делали со своими послушниками, — препараты, гипноз или что-то другое — и не хотел знать, потому что результат пугал.

Монолитовец протянул руку к Инге, та отпрянула и прижалась ко мне.

— Кто они?

— Отдай… осколок… — человеческая речь Монолитовцу давалась с трудом.

Нужно было тянуть время. Свалка находилась совсем недалеко от города, здесь иногда ходили патрульные группы.

— Не знаю, о чём вы, у нас нет никакого осколка.

Я старался говорить спокойно и уверенно, но голос предательски дрожал. На лице «школьного учителя» появилось задумчивое выражение.

— Ты… пойдешь… с нами… — глухо проговорил он.

Очень медленно я достал из кармана «лампочку». Монолитовцы подняли автоматы — с такого расстояния «Шторм» прошил бы бронежилет, как целлофан.