Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Генерал и Джоав ему уже не помогут. Будем действовать по дипломатическим каналам, через ООН. Синк уже подготовил необходимые запросы.

— Зато у меня есть для тебя хорошая новость!

— Какая?

— Тут кое-что из груза с "Клавдии" перепадёт для полиции. Дженсен постарался!

— И что?

— Пара "кольтов" и полторы тысячи патронов к ним!

— Спасибо! А то осталось всего по три десятка на ствол…

— Много стреляете?

— Да, много. Ещё больше теряют.

— А ты штрафуй!

— Штрафую…

Начальник тюрьмы пришел к Бенъарду утром. Это был важный толстяк в отглаженном светло-зеленом мундире, туго перетянутом ремнями. Бриджи тоже были наглажены до того, что стояли колоколом. Белые гетры на толстых кривых ногах контрастировали с щегольскими туфлями блестевшими, как антрацит. Под мышкой он держал стек. Приложив полную руку к козырьку фуражки, он представился и внимательно оглядел арестанта, затем осведомился, нет ли каких претензий.

— Претензии? Да у вас здесь настоящий санаторий! — Генри сладко потянулся. С самого начала его удивила предупредительность нигерийских чинов после ареста: его не били, не пытали и, собственно, не допрашивали. Так, расспросили о Мэде Сью, его полёте из Дуалы в Калабар. "Значит, он успел удрать!" — решил тогда пленник. "-Что же буду использовать свой нынешний стаус", но в этом ему отказали, как и не пустили адвоката.

— Кстати, имеют ли право заключенные на прогулку перед завтраком?

— Но ведь вы же не заключённый, — поспешил уточнить начальник. — Вы всего лишь задержаны до выяснения Вашего статуса. Обратите, что я Вас разместил даже не в камере, а в комнате для гостей. У нас на этот счет есть инструкции от начальника военной разведки полковника Одулайе. Вы здесь скорее, — тюремщик замешкался в поисках нужного слова, — гость!

— Гость?

— Да, да! Поэтому к Вам не допускают адвоката! — начальник тюрьмы широко и открыто улыбнулся, имитируя искренность. — Пока у нас нет документов на ваш арест, вы не считаетесь арестантом. Но…

— И часто у вас бывают гости?

— Часто! Пожалуй, даже слишком часто, — заторопился толстяк, обрадованный возможностью изменить тему разговора. — У нас ведь образцово-показательная тюрьма. Вот три года назад здесь гостил Уолсуорт-Белл…

— А кто это такой?

— Это большой друг нашей страны, — по-видимому, эта тема явно была его любимой. Тюремщик прошел в комнату, снял фуражку, клетчатым платком вытер голый череп и уселся в кресло и стал рассказывать. — Это был заместитель руководителя группы иностранных наблюдателей, которая была образована моим правительством для расследования сообщений об актах жестокости и плохого обращения с попавшими в плен военнослужащими Биафры, в которых обвинялась наша армия. Она состояла из офицеров Великобритании, Канады, Польши, Швеции и Алжира и должна была придерживаться строго нейтральных позиций.

— Да, да! Я знаю! Один английский журналист, по-моему, его фамилия Форсайт, как-то писал, что в "докладах группы снимались обвинения с нигерийской армии в серьезных нарушениях правил ведения войны, а в кругах, близких к Биафре, высказывались сомнения в беспристрастности группы наблюдателей".

— О, Вы об этом знаете! Я участвовал во всех поездках группы и оправдал доверие командования! Теперь меня назначили начальником этого заведения! А вы тоже работали в составе этой миссии? Что-то я Вас не помню…

— Там было очень много разного людей, — уклонился от ответа Бенъард, который служил в информационной службе Биафры. — Лучше расскажите о Вашей тюрьме, — и про подумал. — Должен же я знать, как сбежать отсюда…

— Вы не поверите, мой друг, наша тюрьма — без стен! — Он замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом. — Да, да! Вы вчера въехали через ворота, не правда ли?

Генри кивнул.

— Так вот, у нас здесь тюремное — только ворота и караульное помещение. Но вы посмотрите… — он сделал жест в сторону окна, — кроме ворот, ничего: ни колючей проволоки, ни забора. Кругом только болота.

— И не бегут?

Толстяк всплеснул руками:

— Что вы! За год моей службы был один случай. И то заключенный вернулся через день. Сам!

На его лице была гордость. Бенъард улыбнулся. Толстяк резво вскочил на ноги:

— Не верите? Давайте пройдем по территории, посмотрите сами.

Не успел Бенъард даже проявить своё любопытство, как толстяк буквально выскочил наружу на своих кривых ногах.

— Вы, наверное, не знаете, что тюрьмы в Нигерии относятся не к министерству внутренних дел, а к министерству социального обеспечения, — начальник тюрьмы выступил в роли, которая, видимо, ему чрезвычайно нравилась: в роли гида. Он провел своего пленника по гравийной дорожке через пальмовую рощу, на просторный плац, окружённый одноэтажными бетонными бараками с плоскими крышами из рифленого железа. Вокруг площади шли бетонные дорожки, окаймленные аккуратно подстриженными зелеными изгородями. Несколько человек в коротких белых штанах и таких же рубахах подметали дорожки, ровняли изгородь и что-то перетаскивали. Ещё человек пять дымящимися и стрекочущими машинками подстригали траву.

— Там у нас библиотека, — произнёс добровольный гид и свернул с главной дорожки на боковую, к одному из домов под рифленой крышей. Они прошли мимо заключенных, который молча кланялись им в пояс, и вошли в дом. Сразу же за входной дверью тянулся массивный прилавок, возле которого хлопотал здоровенный негр в одежде заключенного. Он вежливо поздоровался, но не поклонился. Лицо его было интеллигентным. На Генри он посмотрел без всякого любопытства и отвернулся, склонившись над каким-то журналом, которую, видимо, правил перед их приходом. За прилавком тянулись ряды полок с книгами. Двое или трое заключенных бродили между полками, выбирая себе чтиво.

— Как "Феникс"? — спросил толстяк библиотекаря.

— Завтра сдадим на ротатор, — ответил тот.

Начальник тюрьмы с гордостью сказал:

— Мы издаем здесь журнал "Феникс". Заключенные сами пишут материалы, сами редактируют, сами печатают. Идём дальше! Почти все, кто попадает сюда с Севера, не умеют читать, — продолжал начальник. — Я с Юга, у нас совсем иное дело….

Он печально махнул рукой:

— Вы видели библиотекаря? Так вот — человек учился в колледже в Англии. А здесь на десять лет. Думаете, за убийство? Никак нет! Его и приговорил эмирский суд — он называется "суд алхаджи", то есть старейшин, — к десяти годам за оскорбление эмира.

Толстяк неодобрительно покачал головой:

— Здесь на Юге, есть только один суд — государственный. На Севере всё гораздо сложнее. Там две власти — государственная и власть эмиров.

— Школа, — говорил толстяк и вел Петра к домам, из открытых окон которых доносился хор мужских голосов, повторявших что-то за учителем.