Алекс Лекс - Хранитель. Первая война (СИ)

— Все они сами знают. От рождения. В зеркала им глядеться не давай, — крепкие клубы совсем скрыли ее. — Железо им, что хлебный мякиш, а вот зеркало…оно им вернет истинное обличие. Если кто узнает, не посмотрит, что ты вожак и глава…

— Хватит! Сама держи язык за зубами. Никто не узнает, — Хоран подхватил корзину и покинул дом.

Ведунья только зубы оскалила. Зла она не держала. Закрыв дверь, она уселась в глубокое кресло, обтянутое грубой кожей, и задымила пуще прежнего.

На следующий вечер назначили наречение. Люди собирались с опаской. Колыбель Хоран не показывал до последнего момента. За широкими длинными столами, выставленными на поляне, сошелся весь народ, и старые и молодые. Разные домыслы витали в воздухе, пока глава не вынул детей из колыбели. Увидев их светлые головы, народ успокоился.

— Нарекаю сына своего Аргелором, наследника своего, а дочь — Тирой! — голос его звучал гордо, громко и как то чуждо, будто говорил не он.

После этого, празднество быстро набрало силу. Под песни и пляски закат сменился ночью. Зажглись костры, и веселье продлилось до самого утра.

С того вечера, время для Хорана понеслось, как птица. Дети росли, и не было им равных в Раданаре. Два его советника, имея своих отпрысков, завидовали Хорану белой завистью. Раньше остальных, его сын и дочь сели в седло и кони к ним шли сами, без понуканий. Все, чему их учил отец, они схватывали на лету, без долгих объяснений. Каждое его слово, они знали наперед.

Реадна же, напротив, общий язык с ними не нашла. У других матерей, дочери скоро осваивали домашнее хозяйство, перенимали мастерство шитья и выделки, тогда как в руках ее дочери, вся кухонная утварь ломалась и трескалась. Тира старалась учиться усердно, но дом будто выгонял ее прочь. За что бы она ни взялась, все обязательно ломалось, даже женские платья на ее плечах, превращались в лохмотья. Много раз Реадна пыталась причесать и ее волосы. Тяжелые, как из стали, прямые локоны, не желали лежать в косе, а все попытки их заплести, оканчивались кровавыми порезами. Пальцы от них, как ножом резало.

— Не моя ты дочь! — в сердцах крикнула однажды мать, когда ее подол окропили красные капли.

Глубокие порезы горели огнем и долго не заживали, а взгляд Тиры колол еще больнее. Два зеленых омута молча глядели на нее. Реадне казалось, что в них отражается весь мир разом.

Слова вылетели и затихли. Дочь, не по годам рослая, стояла напротив. Мгновение растянулось на целую вечность, а после она вышла из дома. Ее волосы не смел, трогать даже ветер, только брат. Его ладоням не делалось ничего. Хоран же, не желал думать об этом. Дети были ему в радость, не смотря на все роптания жены и слухи, которыми полнился Раданар.

В десять лет отец впервые взял их с собой на охоту, на оленей. Это было сложное дело. Тот, кто хотел на утро проснуться живым, никогда не убивал просто так. После всех долгих ритуалов, Хоран взял с собой крепкий лук и несколько стрел. Он с детьми и еще двое охотников, долго шли по кривым тропам в самую гущу леса, до небольшого ручья, со звонкими перекатами. Там, найдя покрытую мхом колоду, Хоран ловко скользнул ножом по своей ладони. Охотники встали кругом, озираясь по сторонам, пока кровь капала на зеленый мох.

— Зачем ты это сделал, отец? — спросила Тира.

— Я беру у леса, взамен отдаю ему. Таков закон, дочка, — тихо шепнул тот. — Я приношу свою жертву хозяину лесов. Тут его владения. Он пошлет нам добычу, и прежде, чем стрела в нее попадет, хозяин заберет ее жизнь.

— У хозяина норов сложен, — буркнул бородатый Мевор. — Не бей зверя без его ведома, не то ночью хозяин тебя навестит. Горло разорвет нерадивому охотнику…

В его волосах, медно-рыжих, уже пробивалась седина, как и у Хорана. Он сжал охотничий нож и припал на одно колено, ища следы в траве.

— Хозяин леса добрый, — вдруг проговорила Тира. — Вон он…

Ее рука указала в темную чащу, где высилась неясная фигура. Охотники дрогнули. Сам Хоран отступил на шаг назад, а дети его и бровью не повели. Сколько не пугал их лесной дух, меняя свои образы, Тира видела его истинную душу. Не испугалась она, и когда он подошел к ним. Не человек и не зверь, дух лесной, с ветвистыми рогами, как у оленя и горящими зелеными глазами. Его пальцы, с черными звериными когтями, коснулись волос Тиры. Отец ее замер, как каменный. Никто еще не видел хозяина леса так близко. От его вида у всех охотников кровь застыла в жилах.

— Уходи! — сумел выдавить из себя Хоран, нацелив на него лук. — Не тронь, и мы уйдем…

Хозяин вскинул рогатую голову. Его лицо не искажала ни ярость, ни злые мысли. Опустив когтистую лапищу, он в упор уставился на Хорана.

— Ты велик душою, человек. Не своих детей в дом принял. Будет вам добыча. Ступайте назад, — его голос шелестел, словно ветер в листве.

Хозяин растворился в чаще, а дрожащие руки Хорана, едва не выронили лук. Оба охотника молча, уставились на него.

— Назад, — коротко бросил он им и повел детей за собой.

С тех пор покоя им не стало. Весть разлетелась быстро, а Реадна со своими порезами только добавила масла в огонь, который и без того разгорался буйным пламенем. Люди сторонились дома Хорана, но в открытую, говорить боялись. Даже верные советники перестали ходить к нему.

— Плохой глаз у твоих детей… Особенно, у твоего сына! — отговаривались они. — Да и не похожи они на наш род.

В этот раз, разговор о родстве зашел уже в серьез. Близилась ярмарка, которая случалась не часто, всего раз в пять лет и собирались на нее не только люди. Другие народы съезжались со своих земель в портовый город.

Мужчины, почти со всего Раданара собрались у огромного костра, чтобы обсудить поездку, а речь ушла совсем в другую сторону. Двадцать лет минуло с того времени, когда над островами бушевала гроза. Дети выросли, обогнав в росте самого Хорана на целую голову. Их ровесники успели обзавестись семьями, а отец с матерью — разменять шестой десяток. Жизнь людей была слишком скоротечна. Седовласый вожак уже должен был бы смениться своим приемником, только вот Аргелора, как и его сестру, не жаловали.

— Чужие они тут, или сам не видишь? — говорил Мевор. — Я помню слова хозяина… На девку свою посмотри! Ей только топором махать, а не тесто месить! Где это видано?

— Верно, он говорит, — подержали его.

— Не о том вы разговоры ведете! — Хоран встал и взялся за свой широкий пояс, на котором висел нож. — Не вам моих детей обсуждать! О ярмарке думайте! Коней поведем. Нечего тут языки распускать попусту!

Его рука невольно легла на нож и тут же скользнула с него вниз. Далекие события прошлых веков вмиг пронеслись у него перед глазами.

— О чем тут спор? — раздался сухой трескучий голос.