Павел Корнев - Безликий [Ознакомит.фрагмент]

Я сам нанёс себе эти порезы, но с какой стати? И почему одни порезы выглядят старше других? Боялся забыть собственное имя? С какой стати?

И где и как я умудрился до такой степени обгореть?

Казалось бы, ответить на этот вопрос было проще всего, но так только казалось.

Я выбрался из реки на пристань марины неподалёку отсюда и сколько потом ни просматривал газеты, выискивая сообщения о ночном пожаре в этом районе, ничего так и не нашёл. Ни в один из выходивших на Ярден домов не вызывали пожарную охрану, не горели пароходы и яхты.

Крушения дирижаблей? Не случалось в ту ночь и небесных катастроф.

Всё, что у меня осталось от прошлой жизни - фотографии, которые сделала Софи, прежде чем я изменил обличье, но от них было немного прока. Слишком сильно оказалось обожжено лицо.

Пьетро Моретти давно смирился с потерей памяти, начав жизнь с чистого листа, а мне показалось, будто снимок сможет что-то пробудить, если не в голове, так в душе.

Пустое! Я, как и прежде, помнил лишь плеск волн, шершавые доски и самый первый хриплый вдох, разорвавший лёгкие острой надсадной болью. Да ещё крики.

Щелчок предохранителя...

Тряхнув головой, я скинул оцепенение и убрал фотоснимок обратно в конверт. Затем поднялся со скамейки, огляделся по сторонам и с обречённым вздохом отправился в городскую публичную библиотеку.

Не стоило откладывать в долгий ящик поручение Софи. Сто тысяч франков - слишком большая куча денег, чтобы пускать дело на самотёк.

Публичная библиотека Нового Вавилона занимала огромное здание с мраморными изваяниями античных богов на фронтоне и могучими атлантами, державшими карнизы боковых стен. Храм знаний лишь немногим уступал размерами Ньютон Маркту, но в отличие от полицейского управления не выглядел мрачным и гнетущим, скорее наоборот.

В сквере перед библиотекой искрились на солнце струи фонтана, а все скамейки в округе оккупировали студенты императорского университета. Хватало и тех, кто устроился на прямо газонах и мраморных ступенях портика. Эту публику, как правило, занимали отнюдь не конспекты и книги, а игральные карты и модные журналы. Учебный год только начинался, и студиозусы ловили последние погожие деньки перед затяжными осенними дождями.

Попасть в библиотеку оказалось не так-то и просто. Вахтёр наотрез отказался пропускать меня внутрь без документов, предложив на выбор оформить читательский билет или одноразовый пропуск.

- А что дешевле, мсье? - с улыбкой поинтересовался я.

Благообразного вида дядечка скептически глянул на меня в монокль и раскрыл журнал для посетителей.

- С вас франк, - объявил он, кинул монету в жестяной ящик для сбора платы и макнул стальное перо в чернильницу.

Я назвал себя и спросил, как пройти в зал периодики.

Умное слово впечатлило вахтёра, он даже вышел из-за конторки и указал в один из коридоров.

- Идите прямо и никуда не сворачивайте.

Дядька хитро взглянул на меня, словно загадал какую-то шараду, но я лишь кивнул.

- Благодарю, мсье! - И направился в указанном направлении.

Коридор привёл в просторный читальный зал. Там оказалось тихо и пусто, большинство ламп не горело, меж стеллажей сгустился полумрак.

- Могу вам чем-то помочь? - поднялась при моём появлении из-за стола дама средних лет. Под лампой осталась лежать раскрытой книга с пожелтевшими от старости страницами.

- Подскажите, пожалуйста, где я могу посмотреть подшивку "Столичных известий" за семьдесят седьмой год? - спросил я, не став на этот раз вставлять никаких французских словечек. Внешность "синего чулка" не позволяла с какой-либо достоверностью определить мадам передо мной или мадемуазель.

Смотрительница зала разочарованно вздохнула, но всё же проводила к одному из стеллажей.

- Газеты сшиты по месяцам, - подсказала она и вернулась на свой пост.

Я отыскал апрельский сшив, унёс его за стол под высоким окном и принялся просматривать газеты. Лампу включать не стал. Электричеству я не доверял: так и казалось, что стоит лишь повернуть выключатель и немедленно случится короткое замыкание или из-за прохудившейся изоляции дёрнет пальцы разряд.

Фобия? Да нет, будто брезгливость какая-то...

Поначалу ничего интересного не попадалось; я пролистал уже, наверное, треть пачки, когда вдруг заметил броский заголовок передовицы "Таинственное исчезновение инженера!".

Начал читать - и точно, в статье шла речь о Рудольфе Дизеле, точнее об его бесследном исчезновении из запертой каюты парома, следовавшего из Лиссабона в Новый Вавилон. При этом сам инженер репортёров нисколько не интересовал, и никаких подробностей его разработок не приводилось. Сложилось даже впечатление, что никто попросту не удосужился выяснить, над чем именно работал изобретатель.

На следующий день таинственная история с первых страниц перекочевала в криминальную хронику, а до конца месяца о ней упоминали ещё лишь пару раз. На всякий случай я просмотрел и следующий сшив, но впустую. Никаких новых подробностей происшествия не появилось; тело инженера обнаружено не было.

Я оказался в тупике.

Вернув на место подшивки "Столичных известий", я отыскал на стеллажах выпуски "Атлантического телеграфа", перелистнул газеты на нужное число и начал внимательно изучать посвящённую исчезновению инженера статью. И тут мне улыбнулась удача: дотошный газетчик не поленился копнуть чуть глубже и сообщил, что изобретатель якобы выдумал некий движитель, по всем статьям превосходящий паровые и пороховые движки. Подробностей вновь не приводилось, но в них уже и не было нужды.

Раз министр юстиции приложил руку к исчезновению Дизеля, некто весьма и весьма влиятельный усмотрел в этом изобретении угрозу собственным интересам. Или даже - интересам империи?

Хотя, пожалуй, нет. Стефан Фальер оказывал кому-то услугу, поэтому и сохранил документы инженера у себя.

Тут я вспомнил слова полковника генерального штаба о разработке принципиально новых движков для аэропланов и зябко поёжился. Обстоятельства складывались так, что наша авантюра вполне могла обернуться обвинением в государственной измене, но только повод ли это отказываться от ста тысяч франков?

Покачав головой, я отнёс подшивку на место и направился на выход.

- Прибрали за собой? - встрепенулась смотрительница зала при моём приближении.

- Разумеется, мадам! - улыбнулся я в ответ и, судя по благосклонному кивку, семейный статус тётеньки угадал верно.

На улице я нахлобучил на макушку кепку и после недолгих раздумий с возвращением в клуб решил повременить. В округе с избытком хватало недорогих закусочных, где столовались непритязательные к еде студенты, в одной из них мне за какие-то смешные деньги предложили огромную тарелку мясного рагу и литровую кружку пива.