Павел Корнев - Безликий [Ознакомит.фрагмент]

Ох уж эта дань моде!

Софи посмотрела на себя в зеркало и кивнула.

- Пожалуй, ты прав.

- Подбери что-нибудь практичное и не слишком броское, - предложил я и, понизив голос, добавил: - Возможно, придётся убегать.

Анри Фальер сказал, что раздобыл сто тысяч, но так ли это на самом деле? Вдруг, он просто подрядил кого-то проследить за нами и отобрать бумаги Дизеля? Нельзя ведь исключать, что полицейских в прошлый раз подослал именно он. В этом случае, чтобы скинуть с хвоста возможную слежку, будет недостаточно просто выйти через чёрный ход.

Софи задумчиво взглянула на меня, затем указала на дверь.

- Выйди!

- Разумеется, кузина.

Я покинул костюмерную комнату, прислонился плечом к стене, раскрыл блокнот и задумчиво прикусил кончик карандаша. Сразу обругал себя за эту привычку и начал зарисовывать налётчиков, которых успел рассмотреть на заднем дворе. Никаких особых подробностей припомнить не получилось, поэтому с почеркушками закончил очень быстро. Софи к этому времени ещё не вышла. Судя по всему, с выбором наряда возникли определённые затруднения. Чего и следовало ожидать.

Я покачал головой, вернулся к рисованию и начал короткими быстрыми штришками набрасывать на новом листе три женские фигуры: Софи, Ольги и Жанны.

Кузина выглядела наиболее фигуристой и высокой. Рыжая танцовщица почти не уступала ей ростом, но при этом была самой худощавой из всех. А вот телосложение русской примы оказалось наиболее близким к идеалу античной красоты.

Я уже заканчивал накладывать штриховкой тени, когда распахнулась дверь и в коридор вышла Софи. Модное платье она сменила на лёгкий жакет, белую блузу и длинную шерстяную юбку, из-под которой выглядывали практичные и удобные туфли. Довершали наряд соломенная шляпка, небольшая сумочка и неброские бусы.

- Ну как? - спросила кузина, уперев руки в бока.

- Учительница? - предположил я, убирая блокнот во внутренний карман. - Или компаньонка? Нет, секретарша! Я угадал?

Софи негромко рассмеялась.

- Идём быстрее, пока меня никто не увидел в таком виде.

Мы дошли до чёрного хода, спустились с крыльца и зашагали напрямик через соседний двор. Я сунул руку в карман к пистолету, но - обошлось.

На набережной канала к нам тут же подкатила коляска; я усадил спутницу на заднюю лавку и сам забрался следом под брезентовый верх. Лука и Гаспар расположились на козлах впереди.

- Поехали! - скомандовал я. - Быстрее!

Лука взмахнул вожжами и коляска покатила по дороге. На первом же перекрёстке я велел повернуть налево и оглянулся, но тревога оказалась напрасной: тащившаяся за нами самоходная коляска на пересечении улиц проехала прямо.

- Куда теперь? - пробасил Лука.

- На перекрёсток Михельсона и Менелеева, - сообщила Софи. - Знаешь, где это?

Громила покрутил из стороны в сторону мощной шеей, затем кивнул.

- Да, найду.

Коляска поехала вдоль рельс, и я негромко спросил:

- Нам в иудейский квартал?

- Не совсем, - уклончиво ответила Софи.

Громыхая на стыках железными колёсами, нас нагнал паровик, лошади испуганно шарахнулись в сторону, но Лука сумел удержать их от столкновения с многотонной самоходной повозкой. Порыв ветра принёс шлейф едкого дыма; Гаспар закашлялся и достал портсигар, словно это могло ему хоть как-то помочь.

Весь проспект Менделеева, насколько хватало взгляда, оказался запружен телегами и паровыми экипажами. На перекрёстках и у съездов к мостам через Ярден то и дело возникали заторы. Регулировщики яростно дули в свистки и размахивали дубинками; где-то на тротуар выволокли повозку с отвалившимся колесом, где-то оттолкали в сторону заглохшую паровую коляску. Жизнь била ключом.

Солнце продолжало жарить изо всех своих солнечных сил; укрыться от него посреди широкой дороги было попросту негде. По щекам Луки катились крупные пота, но он стоически сносил неудобство, а вот Гаспар весь извертелся на месте, обмахиваясь кепкой. Под брезентовым верхом было не слишком жарко, но когда коляска, наконец доползла до поворота на Михельсона, я не удержался от вздоха облегчения.

- Пойдёшь вместе со мной, - предупредила Софи.

- Разумеется! Что за банк?

- Отделение ссудно-сберегательной конторы Фойла и Морса.

- Английские иудеи?

- Или хотят, чтобы все так думали.

Но только коляска выбралась из плотного потока транспорта и повернула на улицу Михельсона, Лука немедленно натянул вожжи, останавливая лошадей. Дорога оказалась перегорожена живой цепью констеблей и целой толпой зевак, среди которых преобладали традиционные чёрные одеяния местных иудеев. На полицейских ротозеи напирать не решались: те стояли в полной боевой выкладке и вид имели откровенно недобрый. Из-за соседнего дома выплыл небольшой дирижабль, пошёл на снижение, завис над крышами. Пулемётные гнёзда гондолы были открыты, наружу торчали ствольные блоки гатлингов.

Очередная облава?

Но нет - тут и там сверкали ослепительные магниевые вспышки, отчаянно строчили заметки в блокнотах стоявшие поодаль газетчики, стелился над улицей едкий чёрный дым, совсем непохожий на тот, что вырывается из труб паровиков.

За оцеплением что-то горело. Ссудная контора?

Вот чёрт!

К нам подбежал молоденький констебль в дурно-подогнанной и ещё толком необмятой форме, истошно завопил:

- Проезд закрыт!

Лука хмуро глянул на постового сверху вниз и оглянулся назад в ожидании распоряжений.

- Отъезжайте! - с надрывом крикнул молодой полицейский и схватил висевший на груди служебный свисток.

- Больше уважения, моншер! - усмехнулся я, хоть сейчас и было не до шуток, и объявил: - Лука, разворачивайся!

- Скажи, что это горит не банк! - прошептала Софи; она вцепилась мне в плечо с такой силой, что побелели пальцы.

- Сейчас всё узнаю.

Я спрыгнул из коляски на асфальт и быстро огляделся. Пробиться через толпу зевак к оцеплению не представлялось возможным, да и обзор оттуда оставлял желать лучшего. В идеале стоило забраться на крышу соседнего дома, но там уже маячила фигура вооружённого винтовкой констебля.

Не пожар, нет. По крайней мере - не только пожар. Слишком уж всполошились стражи порядка. И опять же - где тогда огнеборцы?

При этом дымом тянуло всё сильнее, из-за оцепления доносились резкие отзвуки неразборчивых в уличном шуме команд. Туда никак не прорваться. Или... всё же есть шанс?

К дому, выходившему на ссудную контору фасадом, примыкал высокий каменный забор, на него непонятным образом умудрился забраться совсем молодой паренёк в неброском сером костюме, поношенных ботинках и котелке. Он что-то увлечённо писал в толстой тетради, солнечные блики сверкали на стёклах пенсне. Ловкач пробрался за оцепление, но стянуть его с забора полицейские могли лишь с помощью лестницы, а у них сейчас были дела поважнее.