Сергей Москвин - Пифия

– Тогда ты умрешь бесстрашным.

Он прошипел что-то нечленораздельное и бросился обратно. В схватке никогда нельзя терять над собой контроль, нельзя, чтобы ярость застилала тебе глаза. Сутулый не мог об этом не знать, иначе не выжил бы в рухнувшем мире, но сейчас он себя не контролировал. А вынудила его к этому маленькая, но бесстрашная шестилетняя девочка.

Он налетел на Гончую всей своей тушей так, что едва не сбил ее с ног, а заодно и своего подручного, который держал пленницу за локти. Тот непроизвольно подался назад и ослабил хватку. Только и ожидавшая этого момента Гончая не растерялась. Резкий рывок, и вот уже ничто не сковывает ее движений. Освобожденные из захвата руки скользнули по животу Сутулого, прошлись по бокам, и через мгновение левая нащупала ребристую рукоятку «ТТ».

Несмотря на упорные тренировки, Гончая так и не научилась одинаково метко стрелять с обеих рук. Когда пистолет находился в правой руке, пули неизменно ложились кучнее, а когда перекладывала оружие в левую, то порой допускала и промахи. Но при стрельбе в упор промахнуться невозможно.

Выпущенная прямо в бок пуля разорвала Сутулому почку. Он умер практически мгновенно, даже не успев понять, что умирает. Следующим две пули получил его не вовремя разжавший лапы подручный. Все решала скорость, так как Майке по-прежнему угрожала опасность. Поэтому Гончая, не целясь, дважды выстрелила ему в грудь. Он мог и выжить – в метро всякое случалось, но оказать какое-либо сопротивление теперь точно не мог. Реальную угрозу представлял третий похититель, которого Гончая наконец смогла как следует рассмотреть. Он верно оценил свои шансы в перестрелке и не стал стаскивать с плеча помповое ружье, а вместо этого выхватил нож и приставил лезвие Майке к горлу.

– Брось пушку! – визгливо закричал он, безуспешно пытаясь спрятаться за девочкой. – Бросай или ей капец!

Гончая встретилась взглядом с Майкой, но не заметила в ее глазах ни капли страха или волнения. Такой выдержке можно было только позавидовать.

– Все хорошо, милая.

Девочка не ответила, с ножом около подбородка это было невозможно, но прикрыла веки в знак того, что полностью доверяет своей названой матери.

– Ствол бросай! – снова завизжал угрожающий Майке подонок.

Гончая не стала ему отвечать – много чести. Вместо этого она ударила ногой по горящей лампе, отбросив ее в сторону.

Любой свет в темноте приковывает внимание, а когда источник света только один, от него практически невозможно оторвать глаз. Подонок не стал исключением и повернулся вслед за улетевшей в темноту лампой, вооруженная рука отклонилась в сторону, и нож слегка удалился от Майкиного горла. В тот же миг Гончая нажала на спуск. Стрелять пришлось вслепую. Едва отброшенная ею лампа разбилась об стену, Майку и бандита за ее спиной накрыла темнота. Но Гончая запомнила расположение врага и не промахнулась. Надеялась, что не промахнулась!

Оттуда, где он стоял, донесся глухой удар упавшего тела.

– Майка! – крикнула Гончая в темноту.

– Я цела, – донеслось в ответ.

– Он ничего тебе… не сделал? – Только сейчас Гончая почувствовала, как дрожит ее голос.

– Щеку порезал, – неожиданно призналась Майка. – Но это ерунда. Мне уже не больно.

Что?! Гончая подбежала к девочке, обняла ее и принялась целовать. Левая щека Майки оказалась мокрой и соленой на вкус, а когда Гончая провела по щеке языком, то обнаружила на ней короткий горизонтальный порез. Жизни девочки это не угрожало (если только подонок не занес ей в кровь своим ножом какую-нибудь инфекцию!), но Гончая с негодованием представила, каково будет Майке в дальнейшем с обезображенным лицом.

– Надо зажечь свет, чтобы осмотреть рану, – сказала она.

Долго искать не пришлось. Фонарь нашелся в карманах у угрожавшего Майке бандита. Гончая тут же включила его, но сначала осмотрела не названую дочь, а напавших на них похитителей. Все трое оказались мертвы, причем последнему она попала точно в лоб. Гончая отметила это мимоходом, как констатацию фактов, и повернулась к девочке.

В свете электрического фонаря ее рана выглядела не такой уж страшной – Гончая ожидала худшего, а когда она, подобно собаке, слизнула со щеки Майки натекшую кровь, то увидела там лишь неглубокую царапину, которую даже не требовалось зашивать.

– У тебя тоже, – сказала Майка, когда они встретились взглядами.

– Что, тоже?

– Кровь. Вот здесь. – Девочка дотронулась пальчиком до ее лица. – Теперь мы с тобой похожи.

Гончая улыбнулась:

– Ерунда. Все равно мы с тобой красивые.

Она забыла, что Майка очень серьезно относится к словам, к любым словам, даже к шуткам. Вот и сейчас девочка на несколько секунд задумалась, после чего спросила:

– Ты, правда, считаешь меня красивой?

Вопрос, между прочим, совершенно серьезный, еще больше рассмешил Гончую или это была просто нервная реакция на пережитое волнение и страх за девочку.

– Вот увидишь, пройдет еще несколько лет, и молодые люди будут сворачивать себе шеи, оглядываясь тебе вслед, – с трудом сдерживая смех, сказала она.

Майка, напротив, печально вздохнула.

– Ты думаешь, мы доживем?

– Ну, этих-то пережили. – Гончая осветила фонарем распластанные на полу тела.

– Я не о них, – покачала головой Майка. – Не о людях.

– А о ком?

Но Гончая уже и сама поняла, кого девочка имеет в виду. Ей сразу расхотелось шутить и смеяться. Потому что где-то под землей ворочалось и ползало, постепенно пожирая рухнувший мир, невообразимо огромное членистоногое чудовище, от которого не было спасения.

– Ты опять видела червя? – осторожно спросила она у Майки.

Та нахмурила свое бледное личико (гончая тут же пожалела, что задала свой вопрос, настолько страдальческий у Майки сделался вид) и ответила:

– Сейчас нет, но я его чувствую. Он что-то ищет, и когда найдет…

– Мы выберемся! – заверила девочку Гончая. – Обязательно выберемся. Сбежим от него, спрячемся где-нибудь. Обманем, наконец. Это же просто безмозглый червяк, пусть даже очень большой.

– Нет, – тихо возразила Майка. – Не просто. Он не такой, как прочие монстры.

«А ведь она права, – с ужасом подумала Гончая. – Червь не обычный монстр – он пожиратель! Пожиратель рухнувшего мира».

Майке снова пришлось изображать из себя немую и немного глуповатую дочь женщины-кошки, когда они вдвоем пошли за паспортом. В первый раз ей было ужасно страшно. А ну как все поймут, что она не такая? Потом стало даже интересно. И еще в голове постоянно вертелся вопрос: полюбила бы ее женщина-кошка, если бы она на самом деле не могла говорить, а только мычала и пускала изо рта слюни? Но спросить об этом Майка не решалась, да и не могла, ведь нужно было изображать повредившуюся умом немую.