Ульрике Швайкерт - Наследники ночи. Парящие во тьме.

Вампирша с большим трудом вовремя оторвалась от своих жертв. Ей помогли звучащие в ушах слова Лучиано. Не остановившись вовремя, она могла не только убить этих женщин, но и обречь себя на вечные муки.

Ну и что? Какое значение это имело теперь?

На секунду Кларисса замерла и посмотрела на красные точки на женской шее, из которых медленно выступали две капельки крови. Всего пару месяцев назад одна мысль об убийстве повергла бы Клариссу в

ужас. В начале своего вампирского существования она вообще с трудом могла заставить себя сделать глоток человеческой крови. А теперь?

Вампирша прислушалась к себе.

Теперь судьба этих женщин была ей совершенно безразлична. Собственная холодность пугала Клариссу. Пока что. Вампирша напомнила себе, кем она была раньше: ранимой девушкой, которую даже смерть канарейки заставляла рыдать и предаваться унынию не сколько дней.

Кларисса горько рассмеялась. Теперь же она была чудовищем. Процесс начался, как только Лучиано превратил её в вампира, и постепенно продолжался до сегодняшнего дня, когда мысль об убийстве не вызывала у неё ни тени сожаления или сочуствия.

Но убивать было запрещено! Собравшись в Женеве, главы кланов подписали соглашение, а Кларисса теперь была одной из Носферас, за которых отвечал граф Клаудио.

Где то в глубине души она с облегчением восприняла необходимость следовать этому правилу и отказаться от завершающего ритуала охоты. Вампирша обернулась и, не удостоив своих жертв взглядом, направилась к коридору с зарешёченными камерами. Холод и вонь окутывали вампиршу, шагающую вдоль запертых дверей. Первым делом Кларисса нашла палату с черноволосой, которая признала в ней вампиршу. Сегодня женщина лежала на жёсткой кровати и крепко спала. Кларисса улыбнулась и продолжила путь.

Завернув за угол, вампирша прошла мимо нескольких пустых комнат и уже хотела поворачивать обратно, когда услышала голос. Кто-то пел! Мелодия чистая и звонкая, совсем не соответствовала этому мрачному месту. Голос был очень красивый, но в нём слышалось столько боли, что Клариссе хотелось зажать уши. И всё же вампирша не решилась пошевелиться пока не дослушала песню до конца. Казалось, мелодия проникает в самое сердце.

Кларисса ступала медленно, шаг за шагом, пока не оказалась у последней палаты. Там она увидела женщину, которая стояла у зарешёченного окна и глядела на ночную лагуну. Женщина была не очень высокой и довольно хрупкой, и Кларисса сперва приняла её за совсем юную девушку. Но запах, который проникал в нос вампирше, был запахом взрослой женщины. Роскошные чёрные кудри спускались по спине до самых бёдер, однако было видно, что у пациентки уже давно не было возможности их вымыть.

Сама того не осознавая, Кларисса положила руку на задвижку и потянула её в сторону. Скрип металла заставил женщину обернуться.

Какой красивой она была, несмотря на скорбь и отчаянье, отпечатавшиеся у неё на лице! Больше всего вампиршу поразил её взгляд, глубокий и пронзительный. Если эта женщина была сумасшедшей, то причиной её помешательства наверняка стало большое горе. Кларисса подошла ближе. Женщина смотрела ей в глаза, но ничего не говорила. Её взгляд был ясным и настороженным.

Казалось, она ожидает какого-то подвоха.

— Простите, что я сюда проникла. Я услышала, как вы поёте, и это меня растрогало.

Женщина по-прежнему не сводила глаз с вампирши. Её взгляд не был враждебным, но она была начеку. Кларисса могла бы дать этой женщине тридцать пять лет. Впрочем, незнакомка выглядела одновременно гораздо моложе и гораздо старше этого возраста. Щёки женщины были гладкими, но возле рта пролегли горестные складки.

— Вы не одна из сестёр, — уверенно сказала незнакомка. — Похоже, вы вообще не отсюда. Может вас должны были доставить на другой остров, из лазаретов?

Кларисса пожала плечами:

— Доктора из лазарета мне ничем не помогут.

— И поэтому вас привезли сюда, — произнесла женщина.

Похоже, это её ничуть не удивляло.

— Существует много такого, на что здесь предпочитают закрывать глаза. Не все на этом острове сумасшедшие. Есть и такие, которых привезли сюда по другим причинам. Это идеальное место для людей, о существовании которых решили забыть. Знаете, безумие приходит постепенно. Кто-то приехал сюда вполне нормальным, но в итоге все становятся душевнобольными, потому что человек рождён для того, чтобы быть свободным, а не сидеть в клетке. Мы нуждаемся в обществе, в возможности жить среди себе подобных, говорить, чувствовать, любить. В одиночестве наш разум слабеет, а сердце отчаивается. Мы чахнем, пока не превращаемся в ходячих мертвецов, и смерть — единственное, что может освободить нас от этой участи.

— Вы непохожи на сумасшедшую, — возразила Кларисса.

— Нет? Знаете, первое впечатление бывает обманчивым. — Женщина вздохнула. — Я даже не знаю, сколько времени здесь нахожусь. В какой-то момент я перестала считать дни, недели и месяцы. Какой год сейчас там, в мире?

— Тысяча восемьсот восемьдесят второй, — сказала вампирша

— Восемьдесят второй? Быть этого не может! Значит, я сижу здесь более двенадцати лет?! — воскликнула женщина.

— Как вас зовут? — спросила Кларисса.

Женщина ответила не сразу.

— Когда-то меня звали Дорианна. Мужчины произносили моё имя с почтением. Их глаза светились от восторга, когда они подходили, чтобы поцеловать мою руку

Но всё это давно в прошлом. Всё забыто. Даже имя. Сёстры всегда обращаются ко мне «синьора», а между собой называют по номеру —

«двадцать седьмая». Я вообще... э-э-э... редко вижу кого-либо. Дважды в день сёстры приносят мне еду, но они почти ничего не говорят.

— А врачи? Они не приходят, чтобы обследовать вас? Неужели никто не замечает, что вы не сумасшедшая и вам здесь не место?

Дориана задумалась.

— А разве я не сумасшедшая? Не знаю. Думаю, никому здесь нет до этого дела. Но всяком случае так было, когда меня сюда привезли. А сейчас обо мне вообще никто не заботится. Вряд ли я когда-нибудь покину этот остров. Разве что для того, чтобы навсегда перебраться на Сан-Микеле. Или тех, кто умирает на Сан-Клементе, хоронят прямо здесь? Не знаю. Надо спросить об этом сестру, когда она принесёт завтрак.

Взгляд женщины устремился вдаль, и Кларисса впервые спросила себя: «Может быть, она и вправду помешалась?» Это было бы неудивительно, если Дориана действительно уже двенадцать лет сидит в этой комнате среди сумасшедших.

Кларисса подумала, что пора уходить. Она утолила свою жажду и даже кое с кем поговорила. Можно было возвращаться в укрытие.

Но зачем? Чтобы сидеть на берегу, смотреть на лагуну и оплакивать свою судьбу?

Плакать Кларисса не могла. Она была вампиром. Её жизнь давно закончилась, а теперь пришло время положить конец и этому жалкому существованию. Нужно было лишь дождаться восхода солнца.