Николай Петри - Судороги Земли

Откуда-то издалека приходят голоса. Все они Зодчему хорошо знакомы. От их слабого гула на душе становится легко и приятно. Зодчий с радостью понимает: он может говорить, дышать, слышать…

— Уже второй приступ за неделю… — Встревоженный голос Легонта лёгкой бабочкой кружит над ухом, не попадая в сознание.

— В прошлый раз у него был лёгкий обморок. Откуда теперь в нём столько ярости? — Громкий рокочущий голос Рабуса заставляет Зодчего собраться.

— Он мне показался таким чужим!.. — Этот голос может принадлежать только одной женщине в мире, и она почему-то плачет.

Зодчий открыл глаза…

Он лежал в той же комнате, где совсем недавно беседовал с Ариной (или Арианой?). Кровать, на которую его положили, оказалась двуспальной… Зодчий опустил ноги на пол. Перед ним у двери стояли трое: Легонт, Рабус и Наита. За окном вызвенился новый день: чистый, светлый, но по-осеннему печально-тоскливо-грустный.

В душе Зодчего, не переставая, хлестал ледяной дождь…

Он встал. Ноги держали уверенно.

Твёрдо шагнул к троице у порога.

— Извини, Рабус!

И сжал запястье десятника.

— Мне уже легче.

И похлопал Легонта по плечу.

— Всё пройдёт, милая…

И поцеловал Наиту в горячий висок.

Потом вышел в коридор. Обернувшись, спросил:

— Я хочу поговорить с Амвросием. Он у себя?

«Опять попал пальцем в небо…» — невесело подумал Зодчий, заметив в глазах поселенцев не удивление, а тревогу.

Ответ Легонта всё объяснил:

— Отец умер два месяца назад…

— Да-да, конечно… — торопливо проговорил Зодчий. — Это у меня всё от приступа. Пройдёт… Всё пройдёт…

В глазах Легонта такой уверенности не было.

Увидев Зодчего, Агути развёл руками:

— Опять приступ?

— Откуда такая проницательность? — попытался отмахнуться Зодчий.

— Ты на свою физиономию посмотри! — отозвался Агути. — Когда мы тебя из Гнилого Озера выловили, ты выглядел намного лучше… Или тебя молодая жена довела?!

— Иди ты!.. — обиделся Зодчий, направляясь в свою комнату, по дороге отмечая «нестыковки» ЭТОГО и ТОГО дома. Тот выглядел не таким роскошным, но казался самым милым жилищем на свете.

Первым делом, Зодчий направился к полке, на которой… и когда он успел столько написать?! Вместо одной-единственной заветной тетрадки, на полке их теснилось больше десятка!

Зодчий достал одну. Открыл наугад, стал торопливо просматривать:

«…Орчил люминофорный — разновидность зывуна стерильного; наказан Зоконом за то, что позволил первой доминанте биотела вступить в запретную связь с псевдобионтом — ильписсой объёмной. Связь носила продолжительный характер и закончилась распадом второй доминанты биотела. В результате распада псевдобионт ильписса объёмная по кличке «Тренога» принесла помёт из шести зверёнышей. Трёх удалось обнаружить сразу, на одного вывела охотников сама ильписса, вступившая в фазу спонтанного деления, двоих продолжают искать Свободные Охотники…»

Зодчий аккуратно закрыл тетрадь. Подумал, что его специально посадили в этот театр абсурда для имбецилов, чтобы выяснить, на каком этапе Изменения его мозг не выдержит и лопнет словно грецкий орех, разметав в пространстве вещество, некогда составлявшее его «Я»…

Остаток дня он провёл в своей комнате, отказавшись от ужина и продолжая читать строки, записанные в тетради его собственной рукой (в этом Зодчий нисколько не сомневался).

Поздно вечером пришёл Агути. Он молча сел напротив Зодчего, продолжавшего со скоростью машины поглощать страницу за страницей. Долго молчал. Первым не выдержал Зодчий. Он с выражением отчаяния на лице отшвырнул от себя недочитанную тетрадь и зло посмотрел на товарища.

— Что с тобой?.. — мягко спросил Агути.

Голос его показался настолько близким и дорогим, в нём звучало столько заботы и участия, что Зодчий, секунду назад готовый с криками выставить заставника за дверь, сразу сник. Равнодушно, без боли и сожаления отметил: внутри него что-то перегорело… Наверное, стержень — основа и каркас его жизни — вдруг вспыхнул ярким пламенем и, подобно бенгальскому огню, сгорел до неприглядного обугленного столбика, оставив в пространстве лишь горьковатый запах полного разочарования…

— Мне кажется, я схожу с ума… — тихо сказал Зодчий, с трудом ворочая непослушным языком.

Зодчий глядел прямо на Агути, но не видел его. В том месте, где сидел заставник, мелькали картины первой реальности, потом второй. На третью Зодчий смотреть уже не мог…

— Твоё состояние как-то связано с тем, в каком виде тебя нашли Свободные Охотники? — с участием поинтересовался Агути.

Зодчий поднял глаза. Они казались безумными.

— Агути! — выдохнул Зодчий. — А ведь я даже не знаю, кто они — Свободные Охотники!..

Агути нисколько не удивился.

— И что с того? — спокойно спросил он. — Открой тетрадь и прочитай.

— Я… прочитаю… — медленно выговаривая слова, произнёс Зодчий. — Я обязательно прочитаю…

Агути ещё некоторое время сидел за столом, потом встал.

— Я лягу в коридоре на кушетке возле твоей двери, — выходя, сказал он.

— Зачем? — спросил Зодчий, не поворачивая головы.

— В этом крыле думается лучше…

— Ду-ма-ет-ся… — по слогам повторил Зодчий и потянулся к новой тетради.

Часа через три в комнату без стука вошёл Агути и молча поставил перед Зодчим большой фужер из голубого стекла, наполненный рубиново поблёскивающей жидкостью.

— Выпей!

Зодчий, оторвавшись от чтения, пристально посмотрел на Агути, почему-то обратив внимание на некоторые, казалось бы, несущественные детали. В глаза бросился необычный комбинезон, будто светившийся изнутри холодным матовым светом. Зодчий с удивлением потрогал ткань.

— Откуда это у нас?

Агути вопросу не удивился.

— Полгода назад ты открыл способ синтеза люминофорной одежды. Мы его потом симбионтам предложили.

— Да-да, помню… как же… — Зодчий повертел в пальцах стакан. — Что это?

— Биотоник. Разработан в лаборатории алийцев.

Зодчий одним глотком выпил содержимое, затем торопливо вернул стакан Агути.

— Спасибо. Я ещё немного почитаю…

Агути вышел, блеснув висевшим на поясе пистолетом необычной формы. Зодчий сглотнул ком в горле и продолжил чтение, иногда отрываясь для того, чтобы прислушаться к непонятным звукам под ногами. Закрыв глаза, он начинал ощущать вибрацию пола, которая затем быстро гасла, а ей на смену приходило далёкое глухое уханье — словно филин-колосс, пролетая над заставой, решил размять своё циклопическое горло.

Течения времени Зодчий не замечал. Когда в следующий раз невозмутимый Агути поставил перед ним знакомый стакан, Зодчий поинтересовался:

— Который час?

— Шестой. Раннее утро. Скоро сивцы петь начнут: у них брачный период совпадает со второй фазой дуплицирования…