Андрей Силенгинский - Курьер

Мы с Робертом возмутились достаточно синхронно. Яков Вениаминович наши возмущения попросту переждал, использовав время, чтобы перевести дыхание.

— Что из этого следует, я не представляю. И что вам с этим делать, не знаю. Решайте сами, Вадик, не слушайте никого. Ни комитет, ни Роберта... ни меня, если я вдруг возьму себе в голову что-то советовать. Хотя это вряд ли.

Мы помолчали. Потому что. если он не знал, что мне с этим делать, то я тем более. И сильно сомневался, что мне вообще хочется что-то с этим делать.

— У меня к вам будет просьба. Вадик, — сказал Яков Вениаминович, снова немного отдышавшись.

— Буду рад помочь.

— Вы знаете, я только полчаса назад сумел выгнать домой Римму Аркадьевну...

Роберт выдавил из себя улыбку.

— Это был коварный ход. Он сказал, что хочет на завтрак форшмак.

— Да... — Яков Вениаминович тоже слабо улыбнулся. — А вот с тобой, Роб, такой номер не пройдет. Я вас прошу, Вадик, помогите мне уговорить его пойти домой поспать. Ну что мне за радость, если он будет сидеть надо мной надзирателем? Обещаю, что до утра умирать не буду.

— Папа! — теперь уже разозлился Роберт.

Роберта уговорить удалось, хотя я не принимал в этом активного участия. Мы еще немного поговорили на нейтральные, вполне обычные темы. Мне показалось, что Яков Вениаминович чуть оживился и уже не выглядел таким изможденным.

Так что вернулся в свою палату я пусть немного, но успокоенным. Засыпая, я думал, что все будет хорошо. Пусть идут к черту комитет вместе с Томашовым (или по отдельности, мне не принципиально). А я, отдохнув пару недель, буду таскать себе потихоньку заклинания, в основном для Якова Вениаминовича, пить с ним кофе на его работе и чай в его доме. Почаще буду заходить.

Обещание свое Яков Вениаминович сдержал, умер в восемь сорок пять утра...

Глава двадцать седьмая

Уже нажимая кнопку звонка, я осознал, что, вполне возможно, свалял дурака, притащившись к Борису без предварительной договоренности. Полдень, середина рабочей недели... Это я привык к свободному графику, для меня что среда, что воскресенье, а нормальные-то люди на работу ходят. Понятное дело, Борис сам себе (и не только себе) начальник, строго по восемь часов в своей фирме не высиживает, но и совсем на удаленную форму руководства тоже не переходил. Так что стоило созвониться, прежде чем ехать.

Хорошая мысль, правильная. Жалко, запоздалая. Плохо я соображаю в последнее время, девяносто процентов оперативной памяти мозга другим занято. А дверь уже открылась...

— Привет тебе, красивая женщина, — я шагнул через порог и церемонно приложился губами к запястью действительно красивой женщины.

Ленку я побаиваюсь, и скрываю это за напускной развязностью, переходящей в легкое шутовство. Вроде, пока получается. Почему побаиваюсь? Я сам себя этим вопросом в свое время помучил, и пришел к заключению, что жена Бориса начисто лишена такой необходимой составляющей женского очарования как капелька бабьей дури. По крайней мере, мне так кажется. Может быть — я всегда стараюсь думать о человеке с лучшей стороны — она просто не все показывает на людях...

— Привет. — Ленка руку отобрала и несколько секунд разглядывала меня оценивающим взглядом. — Ты сегодня без бомбы?

Вот тебе и приехали! Нет, понятно, что-то Борис ей должен был рассказать насчет внезапного ремонта и замены мебели на кухне, но не перестарался ли он?

Я непринужденно, как мне хочется верить, смеюсь над ее словами. От ответа, впрочем, ухожу.

— Его величество дома?

Ленка преувеличенно тяжело вздыхает и машет рукой.

— Проходи, чего уж. Обедает он.

Она выходит из прихожей, я иду за ней. Борис свою трапезу уже закончил, складывает тарелку в мойку. Мы молча обмениваемся рукопожатиями.

— Тебя покормить, Вадим? — спрашивает появившаяся в дверях хозяйка.

— Не, спасибо. — машу головой.

Потом обвожу взглядом обстановку. Кардинальных изменений по сравнению со временем до взрыва я не заметил. Без руководящей роли жены Борис разумно не решился на революционные решения. Тот же дизайн, те же тона и мебель едва ли не такая же. Но я с энтузиазмом заявляю:

— Хорошо тут у вас стало!

Ленкин ответ дает мне возможность усомниться в разумности затрагивания этой темы.

— Да? Твое одобрение очень ценно для нас! В прошлый раз тебя что-то не устроило, да?

Нет. она не напирает и не предъявляет претензий. В ее по-кошачьи зеленых глазах пляшут насмешливые чертики. Но я теряюсь. С кем другим и не подумал бы теряться, а тут... Изображаю из себя глухонемого. Глупо улыбающегося глухонемого. Черт, да знать бы еще. насколько глубоко Борис посвятил жену в подробности случившегося на кухне катаклизма. Мог бы и меня ознакомить, гад. Хорошо хоть сейчас приходит на выручку.

— Ленусь, ну хватит, — тянет он тоном капризного ребенка. Этот тон настолько не вяжется с его образом, что я улыбаюсь снова. Но уже с облегчением.

— А чего я? Я и ничего вовсе, — Ленка с самым невинным видом пожимает плечами и оставляет нас вдвоем.

Я мнусь. Не знаю, с чего начать разговор, как подойти к нужной теме. Минут пять трачу на всякую ерунду, чуть ли не о погоде беседую. Потом все-таки выруливаю на свой разговор с Александром Константиновичем. Пересказываю основные моменты. Борис с интересом слушает, а я тороплю сам себя, перескакиваю с пятого на десятое, чтобы потом с досадой вернуться к упущенному.

Это ведь только вводная часть, необходимая, но неосновная. Я не информацией с другом делиться пришел, а сомнениями. Причем, как это часто бывает, затаив в душе надежду, что сомнения мои будут развеяны. Тогда я буду чувствовать себя глупо, но, тем не менее, испытаю огромное облегчение.

— Ничего так ты из него вытянул, — с уважением произносит Борис, когда я заканчиваю.

Я смеюсь. Невесело, потому что смеюсь по большому счету над собой.

— Ни черта я из него не вытянул. Абсолютно уверен, что сказал он именно то, что хотел мне сказать. Не больше, но и не меньше. Я это позже понял. Разговором комконовец рулил, а я был маленьким мальчиком, сидящим на пассажирском сиденье с игрушечным рулем в руках.

Взгляд Бориса выражал сомнение.

— Ты хочешь сказать, что он тебе врал?

Качаю головой.

— Нет. Может, в некоторых деталях, я знаю? А, возможно, как и обещал, говорил правду, только правду и ничего кроме правды. Заметил, что словосочетания «всю правду» в этом перечне нет? Александр Константинович любезно сообщил мне ту часть информации, которую было нужно.

— Зачем нужно? — интересуется Борис.

Но я опять машу головой.

— Неправильный вопрос. Правильно спросить: кому нужно?

Борис неспешно снял с переносицы очки, протер стекла белоснежным платочком и снова водрузил на место. После чего внимательно посмотрел на меня уже хорошо вооруженным взглядом.