Макс Ридли Кроу - Сага о героях. В поисках Пророка. Том I

Сказав это, он усмехнулся и пошел дальше. Меня терзало два сильных желания: врезать Лису по роже и удрать отсюда как можно скорее. К сожалению, они оба были невыполнимы по разным причинам. Наверное, было бы разумнее рассказать все брату Рэми, но эта мысль показалась мне совсем непривлекательной. Дело не в том, что я хотел как-то выслужиться в глазах Лиса: откровенно говоря, на его одобрение мне было плевать, когда речь идет о собственной шкуре. Просто я понял кое-что важное: если сармантиец считает нужным что-то скрывать, то, скорее всего, это имеет для него достаточное значение, чтобы жизнь одного дорионца не была слишком высокой ценой. Он докажет мне это, если только я дам ему повод. Проклятый Лис был совершенно прав: талант появляться там, где не стоило бы, может довести меня до гроба.

Встряхнув головой и ущипнув себя пару раз, дабы убедиться в том, что еще не сплю, я взялся за новые свитки. «Первые следы последователей Ваарха в землях Дориона». Я быстро просмотрел скучный текст. Мое внимание сейчас напоминало рыболовную сеть: вся бессмысленная мелочь проскакивала сквозь плетение, оставляя в плену только крупную рыбу. Перебирая свой «улов», я понял, что и это не имеет никакого значения в поисках Пророка. «Людоеды», «жертвоприношения», «еретики»… Как много слов, и никакого смысла.

Следующий. «Белоснежная пума в Седых Холмах». Этому было посвящено целых два свитка: в одном говорилось, что огромная кошка – это злобный призрак, а в другом – что это удивительный вид, достойный изучения. В любом случае, для меня это было неважно. Кажется, мне повезло добраться до свитков, посвященных диким лесам Дориона. Вернее, тем местам, что некогда были дикими лесами. Большинство из них уже превратились в деревни и даже города. А белоснежная пума, если не издохла от старости, то украсила своей шкурой дом какого-нибудь охотника.

Я вернул свитки на полку и собрался уйти, но тут у меня перед глазами оказался том, надпись на корешке которого гласила: «Жизнь и деяния королевы Шарлотты».

За моей спиной почти бесшумно прошел хранитель. Я быстро посмотрел на Рэми, сидящего за столом. Кажется, он достаточно увлечен изучением свитков, чтобы не обращать на меня внимания. Я достал книгу и юркнул в ближайший коридор. К древним бесам все эти свитки, кое-что интересовало меня не меньше, чем поиски Пророка. Расположившись в свете факела, я быстро пролистал страницы книги. Ранние годы правления королевы не были для меня важны, хотя, несомненно, любой историк оспорил бы мое мнение, если бы только мог. Но ни одного историка, имеющего желание поспорить, рядом не было. Вот оно. Нашел. «78 год в. З. [1] ознаменовался многочисленными войнами, в том числе и масштабным побоищем под стенами Эйнерина. Столица потеряла многих воинов, а семьи лишились своих кормильцев. Город заполонили сироты. Голодные и больные дети были зрелищем сколь печальным, столь и пугающим. Те из них, что не погибали от холода или болезней, собирались стаями, как одичавшие собаки. Подобно саранче, они совершали налеты на крестьян, не зная ни жалости, ни стыда. Городская стража в те времена была лишена своего прежнего статуса: все крепкие мужчины были отправлены на защиту города и либо погибли, либо вернулись в виде, не подобающем для службы. Эйнерину, не покорившемуся врагу, стало грозить полное уничтожение от рук собственных жителей. И тогда королева Шарлотта вынесла указ: отдать поместье графа Лесли сиротам Эйнерина. Такое решение не вызвало поддержки совета, но королевский указ остался прежним. Она лично выступила на площади и объявила о своем решении. Отныне каждый лишившийся дома и родительской опеки ребенок имел право жить в доме графа Лесли и работать на его земле. Удивительно, но большинство сирот приняли предложение сразу. Промышлять грабежом в те времена было тяжело: у людей не было ни копейки. С каждым днем все меньше становилось голодных детей на улице. Они работали на полях и сами зарабатывали свой хлеб. Позднее страшный пожар разрушил поместье графа до основания. Это произошло в последние годы жизни королевы Шарлотты. К тому времени столица снова процветала, и королева отдала новый указ: перенести детский приют из провинции в центр города. Не было больше нужды сиротам работать, чтобы прокормить себя. Их могла обеспечить городская казна. Королева полагала, что главное для ребенка – это обучение. Так на улице Королевской Милости был построен Дом Послушания. После смерти королевы Шарлотты приют остался на прежнем месте и работал до 9 г.в. Т.З. [2] По свидетельству столичных жителей, в памятную весеннюю ночь из приюта исчезли все дети и воспитатели. На месте была задержана группа язычников-еретиков, занимающихся запрещенным колдовством. Задержание было проведено капитаном стражи Рональдом Мадоком, впоследствии получившим звание героя Эйнерина…»

– Чем ты занят?

Я вздрогнул и чуть не выронил книгу. Подняв глаза, я обнаружил стоящего надо мной брата Рэми. Он заложил руки за спину и чуть склонил голову набок, будто говоря: «Я-то и сам вижу, но хотелось бы узнать твою версию. Вдруг ты придумаешь что-нибудь забавное?»

– Вы следите за мной? – поинтересовался я.

– Конечно. Ведь у меня нет других, действительно существенных дел, – каждое его слово было пропитано совершенно искренней неприязнью, от чего мне стало не то чтобы грустно, но, скажем так, неуютно. – Что же, позволь узнать, оказалось настолько важным, чтобы отвлечь тебя от поисков свитков?

Я молча продемонстрировал ему обложку книги. Рэми поднял брови, изображая удивление:

– Похвально. Правда, несвоевременно, но ведь это бессмертная история нашей светлой родины. Хотя, постой, ты так быстро добрался до конца?

Он нагнулся и взял книгу у меня из рук. Пробежав взглядом по открытым страницам, он нехорошо улыбнулся:

– Ах, ну да, в самом деле. Тебя интересовало, что напишут о твоем отце. Видимо, судьба избалованного ребенка, выросшего в тени известного на всю столицу отца, не дает тебе покоя до сих пор.

Я прикусил язык. Что-то мне подсказывало, что я впервые столкнулся с человеком, который не считает моего отца героем, более того, испытывает к нему немалые претензии. Не скажу, что это открытие доставило мне удовольствие. Моим отцом восхищались, и я жил с этим с раннего детства. Кто-то любил и жалел меня, кто-то сравнивал со старшим Мадоком (и я от этого сравнения всегда проигрывал), но еще никто не злился на меня за поступок родителя.

– Надеюсь, ты все же сделаешь милость, оторвешься от столь увлекательного чтения и вернешься к нашим скромным делам? – слишком мягко произнес он.

– Знаете, а для остальных мой отец – герой, – я поднялся и посмотрел ему в глаза. – И для меня тоже. Неужели это так трудно понять? Вы же восхищаетесь Пророком!