Олег Верещагин - Там, где мы служили...

Двое пробежали мимо, под их ногами хрустели щебень и пыль — противно и громко. Один обернулся, встретился взгляжом с Витькой, но второй коротко бросил: «Готов,» — и они пробежали дальше, волоча зелёные цинки.

«Я убит, — спокойно подумал Витька. — Как странно. Значит, после смерти человек ещё какое-то время думает и видит, только ничего уже не может… сейчас я закрою глаза — и… и всё?! Нет, я не хочу, нет…»

На лицо ему капнуло. Витька скосил глаза и увидел штурмовика — очевидно, отброшенный взрывом, он накололся на торчащие зубья расщепленных досок, как бумажный листок, и теперь висел тяжёлым безжизненным мешком, а одна из щепок вышла изо рта, как идиотский тонкий язык — дразнящий… Кровь уже перестала течь, но иногда всё-таки капала — и именно в ней был перемазан Витька.

«Я не убит, — пришла ясная мысль, — я только оглушён. Мне надо встать и драться…»

Он попытался тут же подняться, но руки подламывались, и он падал снова и снова, тихо чертыхаясь, пока не подбежал незнакомый штурмовик — черноволосый быстрый парнишка.

— Живой?! — радостно спросил он. — Здорово! Давай помогу встать, давай-ка…

— Помоги, — Витька закинул руку ему на шею. — Ты откуда?

— Из «Волгограда», — парень нашарил под обломками пулемёт Витьки, заботливо повесил на плечо русскому. — Вооот…

— Я не помню тебя что-то…

— А я два месяца назад в плен влетел… сегодня и освободили… Стоишь? Сам стоишь?

— Стою…

Он действительно стоял и смог даже шагать. В «их» комнате половина стены вместе с окном и одной самодельной бойницей была срезана взрывом, лежала грудой щебня, из которой торчали бурые от крови лохмотья. У Джека была перевязана под каской голова, у Эриха — забинтован бок слева. Жозеф орал, лёжа на каком-то столе и вцепившись в его край побелвшими пальцами — Кайса зашивала ему снаружи в правом бедре рваную рану. В воплях валлона была даже не боль — досада и яростная злость.

— Живой?! — крикнул Майкл сакраментальное, увидев ввалившегося в комнату Витьку. — Куда тебя?!

— А никуда, — Витька наконец-то удивился этому факту, почти падая рядом с другом. — Это и не моя кровь.

— Ты хоть знаешь, как тебе повезло? — Майкл ухмыльнулся. — Прямо под тобой снаряд в стену угодил. Если бы дверь была закрыта — тебя бы об неё — в брызги. Как лягушку, только ты квакнуть не успел бы… А так — вылетел в коридор… Но мы всё равно думали, что тебя там об стену…

— Могли бы и посмотреть, — Витька приложился к фляжке.

— Только время на это и тратить, — хладнокровно ответил Майкл.

Он был прав. Несмотря на бесконечный и точный миномётый обстрел, «синие береты» подобрались к зиккурату на сотню, а то и на полсотни метров. Снизу им стрелять было не солишком удобно, но зато они могли не очень-то высовываться, да и всё равно — мало приятного, когда пули с визгом рикошетируют от камней возле твоей головы…

— Вик! — крикнул Джек, не отрываясь от автомата. — Две плиты буквой Т на четырнадцать часов — видишь там толпу?

— Вижу…

— Убери их, когда начнут прыгать, у них две иголки!

«Толпа» была человек шесть, они лежали в развалинах, но у них в самом деле имлись два РПГ и масса сумок с гранатами. Витька пустил по камням пристрелочную очередь, убедившись, что РПД исправен. Когда первый из гранатомётчиков сделал перебежку, Витька не стал стрелять. Но потом вскочили оба подносчика — и он их срезал наповал одной очередью. Вторая очередь достала второго же гранатомётчика, решившего, очевидо, добить в башню издалека. Витька хмыкнул довольно — первый гранатомётчик с единственным зарядом лежал в двух десятках шагов от сумок с гранатами.

— Неплохо! — Джек, судя по всему, в бою обзаводился глазами на затылке и на ушах, по паре на кажду сторону. — Давай и тех троих тоже!

— Сей-ча-асссс… — процедил Витька, водя стволом. Гранатомётчик чуть приподнялся, его голова в низко надвиутой странной старой каске качнулась над камнем — и Витька влепил короткую очередь ему в лою. Каску сорвало. Двое уцелевших решили, видимо, что с них довольно и поползли обратно — Витька дал им выбраться на гребень разрушенной стены и пришил обоих к щебёнке. Один всё-таки с усилием перевалился за гребень, и Витька тихо выругался:

— Ранил, кажется…

— Да и чёрт с ним, — сплюнул Эрих. — О небо, до чего бок горит…

— Смотри, заражение схватишь, — забеспокоился Витька.

— Ты вон давай стреляй лучше, — сердито ответил Эрих. Витька ухмыльнулся:

— Днём стрелять плохо, ночью лучше. Днём дома мешают, а ночью их не видно…

Два танка, укрывшись за этими самыми домами, били по зиккуратам из пушек, и поджечь их никак не удавалось. Но это было, пожалуй, единственное успешное действие со стороны бандосов — оружие штурмовиков наносило наступающим просто-таки устрашающие потери. Трупы в зеленоватой форме, а чаще — просто в обносках лежали везде на подступах к зиккурату.

Штурмовики тоже несли потери — в основном, от снайперского огня засевших в развалинах «синих беретов». Стрелки там, надо признать, были отличные — били при малейшей возможности, и били точно… Огонь их так беспокоил, что Миларос приказал поставить вокруг зиккурата дымзавесу при помощи шашек белого дыма, и башню окутали спирали похожего на растрёпанную вату задымления. Знаменитый «эффект кружевной занавески» позволял штурмовикам продолжать огонь с почти прежней эффективностью — и в то же время надёжно скрывал их от глаз снайперов…

Наверное, произошедшее в подвале так и осталось бы неизвестным до конца боя, если бы не санитары и не тот факт, что у раненых сохранилось оружие. Когда в подвал ворвались бандосы с холодным оружием, санитары, не растерявшись, ударили в них из автоматов. Оба тут же были убиты, но несколько раненых продолжили стрельбу…

Однако, когда отделение Джека и щё одно, сборное, под командой сержанта-австралийца, ворвались в подвал, там уже можно было плавать в крови. Из одиннадцати «тяжёлых» шестеро были зверски зарезаны — им просто отсекли головы. Среди добитых была девушка, и Витька запомнил выражение её лица, обрамлённого окровавлеными волосами — не страх, не мольба, а ненависть…

Когда Джек вошёл — вбежал — в подвал, а он сделал это первым, то он закричал. Не от ужаса, даже не от гнева — от всё той же ненависти. Трудно было сдержаться.

Штурмовики рассыпались по подвалу, тщетно стараясь понять, как же сюда попал враг? Все были в ярости, но никто и ничего не мог найти… а из выживших никто ничего не мог сказать.

— Джек! — услышал капрал. К нему подбежал Витька — вцепился в пулемёт, глаза большущие, лицо побелело. — Джек, там… скорей, тебя!

— Иду, — отрывисто бросил капрал…

…Раненый в грудь русский парнишка умирал. Остановить кровь, хлещущую из страшных дыр — от выстрелов в упор из 12-го охотничьего калибра в грудину и под правую лопатку — не удавалось, разорванные лёгкие качали кровь в горло, и он то и дело выплёвывал кровавые фонтанчики. Почему он жил — неизвестно. Может быть, лишь потому, что хотел сказать Джеку то, что должен был сказать.