Олег Верещагин - Там, где мы служили...

С трудмо поднявшись, Витька подошёл к окну, в которое вполне мог заглянуть. Там не было видно ничего, не получалось поглядеть нормально — и от этой невозможности его вдруг охватило отчаянье. Он сел под окном и долго сидел, уткнувшись лбом в сложенные на коленях руки. Не хотелось двигаться, не хотелось думать. Он в чужом, совсем чужом краю, во власти существа, о котором и думать неохота, потому что на ум лезет сплошной ужас. Куда бежать, как бежать? И даже если он выберется из этой камеры — без оружия, без одежды… сто километров по враждебной чужой земле? Нелепость. Он умрёт тут, умрёт в мучениях, и никто, и никогда никто не узнает, как он погиб… или…

Было, наверное, не меньше двух часов дня, когда юноша слабо шевельнулся. За это время появились ёмкости с водой и какой-то серой кашей — Витька не притронулся к ним, скручивало желудок и стягивало горло. Вместо этого он поднялся, постучал по левой стене, пошатал её…

…и она съехала влево.

Съехала бесшумно и плавно. Он-то просто хотел простучать стену — и теперь отшатнулся почти в испуге.

Впрочем, за сдвижной стеной была всё та же решётка. Вернув стену на место, Витька перешёл к правой стене. Она отодвинулась так же легко, открыв вновь решётку… и камеру. Точно такую же, как слева, точно такую же, как камера самого Витьки. С одной-единственной разницей.

В ней лежал человек.

Сперва-то Витька просто-напросто не поверил своим глазам. В изумлении он разглядывал белого юношу примерно одних с собой лет, только жутко грязного. Он спал на боку (или лежал без сознания?), подтянув колени к животу и спрятав ладони между них. Длиннющие волосы — видимо, каштановые, не понять сейчас — спутанной массой лежали на полу, плечах, шее, груди, но само лицо, повёрнутое к Витьке, оставалось свободным. Витька видел, что парень красив, как гиперборей с росписей Карелии — только губы совсем чёрные, да вокруг глаз лежат тёмные полукружья.

Очевидно, сосед всё-таки спал. Потому что ощутил — на него смотрят и проснулся, как зверь, сразу открыв глаза. Потом сел и тускло, безразлично произнёс по-английски, глядя в пол:

— Я не буду с вами говорить…

— Да?! — из Витьки пузырьками в газировке рвалось вообще-то не слишком уместное веселье — тут всё-таки был явно свой, целый, живой, не чокнутый от одиночества и ужаса! — Жаааль… а я-то настроен поговорить… — тщательно подбирая разбегающиеся слова чужого — и такого родного здесь! — языка, сказал он.

Парень изумлённо уставился на Витьку, широко раскрыв глаза. Медленно переместился на коленки, подполз на них к решётке. Открыл рот. Губы его заплясали, не пытаясь даже справиться с этой дрожью, он протянул руки сквозь решётку и выдохнул:

— Наш.

По щекам его хлынули слёзы.

— Значит, ты сын Арвида Крэйна.

Они сидели на расстоянии полумерта друг от друга, их разделяла лишь решётка. Юноши сели так, чтобы почти ощущать один другого — единственную поддержку в ужасном мире.

— Да, — Билли Крэйн кивнул. — Говоришь, отец думает, что я мёртв?

— Думает. Да все так думают, — вздохнул Витька. — Никто ведь не вернулся…

— Никто и не мог вернуться, — тихо сказал Билли. — Я погубил отряд. У каждого из низх были близкие. Была жизнь с мечтами и надеждами. Годы впереди! Я отнял всё это. Но иначе я поступить не мог. Вик, по ночам они все приходят сюда, и я говорю с ними. Я не прошу прощенья, — серые глаза англосакса упрямо сверкнули, как у зверёныша, умного и опасного. — Но мне тяжело. Очень тяжело… — он потёр лицо ладонями и жалко улыбнулся Витьке. — Я не знаю, сколько ещё выдержу. Отлежусь, подлечат — и опять пытают.

— Всё… — Витька поперхнулся. С ужасом прошептал: — Всё это время?!

— Долго… очень долго… — Билли взял себя за плечи. — Я даже умереть не могу, тут не получается ничего… Восемь человек погибли, мы в засаду попали… обнаглели, вот тут — тут моя вина, тут полностью моя вина, я зарвался… всё уже было сделано, надо было уходить, а я… — он вздрогнул. — Со мной в плен попали четверо ещё… Джейми первым убили. Расчленили у меня на глазах… о небо, как он умолял, чтобы я его спас, а потом просто кричал и кричал… — Билли зажал уши кулаками. Витька, охваченный ужасом и жалостью, протянул руку, погладил Билли по плечу. Попросил:

— Не рассказывай. Не надо.

— Я же помнить от этого не перестану, — горько усмехнулся Билли. — Мы тут все сидели. Они брали моих ребят одного за другим, и я каждый раз умолял, чтобы взяли меня. Это было единственным, о чём я тут умолял. Но брали их… И всё. А когда они умерли… — он вздрогнул, не сдержался. — Когда они умерли — взялись за меня. Завтра придут опять… я отдохнул…

Он криво усмехнулся, запустил пальцы в свою гриву и рванул так, что в ладонях остались пряди волос.

— Тише, тише, тише… — прошептал Витька. — Послушай… получается, ты хорошо знаешь эти места?!

— Да, — англосакс поднял голову.

— Без карты?

— Карт толком ещё нету. Я сюда с тринадцати лет хожу. Приграничную полосу вообще знаю отлично, — Билли подобрался. Быстро спросил: — А что?

— Ты пробовал бежать?

Билли кивнул на решётку:

— Дерево, да? А коснёшься — и теряешь сознание. Мгновенно. Кисти потом по часу и больше висят, как отсохшие. Вик, ты не понимаешь, ктонас тут держит…

— Да чутка понимаю… — Витька потёр переносицу. — Не очень-то верю в это, но понимаю… Слушай. Ты «Южный Крест» [61] Приключенческая книга-трилогия о колонистах-австралийцах, заново осваивающих острова Тихого Океана, очень популярная среди подростков в обеих Империях. читал?