Майкл Гелприн - Хармонт. Наши дни

– Пока не вижу связи, – сказал он.

– Надеюсь, сейчас увидите. Сажа уговаривает мужа перебраться в Рексополис, к Карлику под крыло, уговорить только пока не может. Мой драгоценный супруг с ней согласен. Другими словами, это лишь вопрос времени. Теперь допустим, что за пару дней до выхода Стилета из тюрьмы семейка в Рексополис переезжает. Всё ещё не видите связи?

Господин Тиктин стянул с носа очки и отложил в сторону.

– Пока нет, – осторожно сказал он.

А Лемхен понял бы сразу, подумала Мелисса. Всё же недотягивает ещё этот бухгалтер. Компьютерная подготовка, теория, интеллект, всё на месте, а вот опыта старого служаки, мёртвой хватки натасканного цепного пса у него нет.

– Стилета необходимо устранить, – сказала Мелисса жёстко. – Сразу по выходе из тюрьмы. Устранение Франческа наверняка повесит на Карлика. С учётом отъезда родственников Карлика, которые чёртову дюжину лет были у Стилета в заложниках, – повесит однозначно. Медлить Чёрная вдова точно не станет. Вот тогда мы и начнём. Между двух огней Карлику не выстоять, и мы его сделаем. А если всё сложится удачно, сделаем вместе с Франческой и её героинщиками.

С минуту господин Тиктин осмысливал услышанное.

– Отличная комбинация, – сказал он наконец. – Неясен только один момент – каким образом мы заставим приёмную дочь Цмыга с семьёй убраться из Хармонта к сроку.

– Заставим, – мило улыбнулась Мелисса. – Давайте ещё раз по датам. Десятого сентября освобождается Стилет. Значит, седьмого, самое позднее восьмого, ваши люди должны быть здесь. Мне понадобятся двое с опытом диверсионной работы и один снайпер.

– Не проблема, – господин Тиктин нашарил очки и водрузил на нос. – Я внесу коррективы в план и согласую с директором. Можете смело рассчитывать на орден.

Да провались ты со своим орденом, поблагодарив, подумала Мелисса. На задницу нацепи себе свой орден. Я не для того просидела здесь пятнадцать лет, не для того раздвигала ноги под всяким дерьмом, не для того позволила мерзавцу Карлику завести на меня компромат, чтобы носить твой поганый орден.

Когда всё кончится, придётся делать пластическую операцию, безучастно подумала она. Что-что, а распубликовать компромат эта сволочь успеет. Распубликует, едва поймёт, откуда на него свалилась беда. А скорее всего, и пластическая операция не поможет, остаток жизни придётся проработать за границей. Ежи жалко, вот где несчастье. Ежи скандал будет стоить карьеры: глумливых смешков за спиной он не перенесёт.

– У меня есть просьба, – сказала Мелисса. – Когда я отсюда исчезну, можно будет что-то сделать для моего мужа? Например, аккредитовать его в другом филиале, подальше где-нибудь.

– Всё, что в моих силах, – заверил господин Тиктин.

– Тогда разрешите идти?

Господин Тиктин поднялся, обогнул заставленный электронной техникой стол и протянул Мелиссе руку.

– Спасибо, – сказал он. – Благодарю вас от имени директора Центрального разведывательного управления и от себя заодно. Я верю, что пока на нашей Земле живут такие люди, как вы…

Мелисса пожала начальству руку и постаралась не слушать. Она работала не ради красивых слов. Не ради мести или тщеславия. Она… Мелисса почувствовала, что вот-вот расплачется.

– Извините, – усилием воли подавив слёзный спазм, сказала она. – Я пойду.

А ради чего я всё же работала, думала Мелисса, спускаясь по лестнице на первый этаж. Боже, какой всё-таки здесь отвратительный запах. Да, так ради чего? Карлик Цмыг – уродливый, гнойный волдырь, нарост на теле её страны, на теле родины. Его надо сковырнуть, выдавить, отсечь скальпелем, не дать уголовнику и наркобарону усидеть на троне, который он тщательно, скрупулёзно для себя возвёл. Не делами ли Карлика здесь пахнет, думала Мелисса, не их ли гнилостным, затхлым, кисло-сладким душком.

Она истратила на Карлика жизнь. Пятнадцать лучших лет жизни в роли деловитой, расчётливой, холодной шлюхи. Это она заложила мину в подножие прочного, из золота отлитого трона, на котором этот упырь сидит. Это она своими руками прикрутила фитиль и теперь осталось лишь поднести спичку. Её ровесницы повыходили замуж, нарожали детей, пока она травила дарованное природой плодородие химией, а когда не уберегалась – кромсала его абортами. Так ради чего всё же? Стоит ли Карлик Цмыг её затоптанной, заплёванной, залитой мужским семенем молодости.

Стоит, твёрдо сказало второе «я», сросшийся с Мелиссой, ставший её частью гражданский долг. Тебе есть чем гордиться: то, что ты проделала, называется подвигом. Осталась самая малость, и ты увидишь плоды своего труда. Отец не дожил, и Лемхен не дожил, но ты дожила и сделала то, что должна.

Мелисса внезапно сбилась с ноги и, ухватившись за лестничные перила, чтобы не свалиться вниз по ступеням, остановилась. Гражданский долг ни при чём, сказал вдруг кто-то очень спокойный и очень бесстрастный внутри неё. Тебе просто это нравится, девочка. Карлик Цмыг доверяет тебе, и Ежи доверяет тебе, и люди, которые через пару месяцев будут арестованы и сядут в тюрьму или вынуждены будут застрелиться, чтобы избежать позора, тоже тебе доверяют. Ты подставила их, предала, и нечего оправдывать это гражданским долгом, ты сделала это потому, что предательство – твоя натура, твоя истинная, подлинная сущность.

«Заткнись! – заорала Мелисса на своё первое „я“, укрытое, спрятанное под оболочкой второго. – Ты, сука, дрянь, заткнись, гадина, так твою и растак, тварь, сволочь, стерва!»

С минуту она стояла, вцепившись в перила и переводя дух. Предательством, поняла Мелисса, вот чем здесь пахнет. И отец говорил о том же, теперь она вспомнила это явственно. «Тебе придётся пройти через смрад, через вонь предательства, – говорил отец. – Зажми ноздри и иди. Другого пути у тебя нет, так же, как не было его у меня».

Доктор Ежи Пильман, 39 лет,

ведущий научный сотрудник хармонтского филиала

Международного Института Внеземных Культур

Ежи уселся в шезлонг у бассейна, потянул через соломинку смешанный Сажей коктейль и посмотрел на улёгшегося на спину прямо в траву и упрятавшего ладони под голову брата. Морщины на лбу прикрывшего от солнца глаза Яна сейчас разгладились, и, глядя на его мускулистое, ни жиринки, тело, Ежи думал, что брату трудно дать его сорок шесть, да и сорок трудновато, и что сам он выглядит старше.

В Хармонт Ежи приехал, чтобы попытаться уговорить Яна на переезд, но тот и слушать не пожелал. Отнекался, отделался общими фразами, сказал, что горбатого могила исправит, и перевёл разговор на другую тему. Сажа сидела молча, опустив голову, пока не пришёл Гуталин и не стал просить рассказать про дедушку, в честь которого его назвали. Ежи послушал в исполнении Сажи про дедушку, не проникся и вышел в сад. Ян присоединился к нему минуту спустя и предложил пойти к бассейну потолковать, но разговор почему-то не начинал, а так и лежал молча, подставив жаркому августовскому солнцу широченную грудь.