Сергей Дормиенс - In the Deep

Ибуки помолчала, и, похоже, только для обормота ответ был неочевиден.

— До двадцати градусов. Желательно — до нормальной температуры тела.

Синдзи сложно выругался — я от него такого еще не слышала. Сидящий на полу капитан прямо-таки излучал ненависть и непонимание.

— Что ты вообще знаешь о холоде Аянами? — неожиданно резко спросила Майя.

Я поморщилась: это был неудачный момент, чтобы внезапно прийти в себя. Да и тон что-то не по делу.

— Ты будешь рассказывать или выделываться?

Доктор Ибуки невпопад кивнула, и тут раздалось почти одновременно два звука: один из рубки, другой из кардиомонитора Рей. И если первый вполне оптимистично свиристел о выходе на заданные координаты, то второй — о том, что «мы ее теряем».

Разорваться, что ли?

Синдзи прыгнул было к Рей, но его опередила Майя. Она принялась срывать с девушки провода, оплетавшие светящегося гвардейца, хотя выглядело это премерзко: будто выдергивала из безвольного тела вымотанные жилы. Сходство усиливалось тем, что Аянами вздрагивала при каждом рывке. Меркло сияние, оглушительно ныла прямая линия — столько тысяч лет прошло, а прямая линия все провожает на тот свет людей — что юберменшей, что унтерменшей.

С ума сойти, думала я. Что ж там качает это умирающее сердце? Сыпучие кристаллы льда?

«Бип, — сказал кардиомонитор. — Бип. Бип. Бип» .

Рука Синдзи, которую я, оказывается, намертво сжала, безвольно обмякла.

Словом, в этом мире опять на одну Аянами стало больше.

— Рей.

Девушка открыла глаза, глядя на стоящего над ней Синдзи. Ее лицо неуловимо изменилось, и я увидела улыбку. Милое зрелище — улыбающееся оружие. Милое — и жалкое.

Рей посмотрела на датчики над своей головой, и улыбка пропала. Вряд ли ее волновал пульс, а вот на термомониторе обнаружился круглый ноль. Потом цифра моргнула и сменилась — на «-1».

— Жаль, — сказала последняя из Аянами и отвернулась к стене блока.

«Минус два… Минус пять», — отозвался термометр.

— Рей, идем, — сказал Синдзи и, протянув руки, поднял ее с ложемента. — Идем.

Честно сказать, я не запомнила, о чем думала, пока странная пара не поравнялась со мной. На какое-то мгновение Аянами, прильнувшая к руке Синдзи, встретилась взглядом со мной, и я увидела на бледном лице секундное выражение, которое поняла только несколько секунд спустя.

Триумф. Чистый, тихий, неподдельный и умиротворенный.

— Охренеть, — произнесла я вслух, глядя на закрывшуюся дверь. — Да она совсем ребенок!

— Ну, ребенок — не ребенок, но тебя она сделала.

Я повернулась к не в меру наблюдательной докторше.

— Это еще почему?

— Ну… Он вышел с ней на руках, не с тобой.

— Ой, слушай, иди вон, а?!

Майя вздохнула и подошла к рабочему столу. Щелкнул ящик, и на столешнице появились два тонких высоких стакана и бутылка с невинного вида розоватой гадостью.

— Мы там вообще-то на позицию выходим, — сказала я, тыча большим пальцем себе за спину. — Так что пьянствуй в одиночестве.

— Хм. Ну, ты же не Синдзи. Может, тебе будет интересно насчет Аянами?

Я мысленно сопоставила рубку и пьянку и подхватила оба стакана:

— Пошли.

— Куда?

— Совмещать.

Майя задумалась, а потом восхищенно заулыбалась:

— На вахте пить?

— Отберешь у меня лицензию, — пожала плечами я. Как-то довелось мне управлять кораблем под дозой «хлорки», которую приняла для соблюдения конспирации. Кайф плюс синхронизация — это, конечно, нечто.

В рубке было тихо. Фрегат висел в восемнадцати мегаметрах от TY14, и почти выровнял координаты, по которым завтра развернется баталия. Я наметила приятный астероидный пояс, и там будет весьма недурственно засесть. Если кто-нибудь из противников тоже решит тут заныкаться — буду еще счастливее. Дроны отлично пойдут и для прикрытия, и для атаки в таких условиях.

— Наливай, — распорядилась я, выдвигая консоль.

Пока Ибуки там булькала, я вышвырнула из головы посторонний мусор и занялась расчетами. В бархатистом мраке светилась туманность, сожравшая половину соседней звездной системы. Светились координатные раскладки, светились точки шахтерских маяков среди месива астероидов, и мне здесь нравилось: уютно, сухо, тихо. По-домашнему.

Милое дело отсюда долбить, словом.

— Держи.

Я приняла стакан и, не глядя, отхлебнула. В горле что-то сделало «ты-дыщ», и, проглотив, судя по ощущениям, маллийского ежа, я обернулась:

— Что за verfickte Scheisse?!

— Макто, самый настоящий.

Да, похоже, на покойном Паракаисе мы загрузились не только нужными вещами.

— Хах, — только и сказала я.

Тишина — рабочая тишина боевой рубки. В плохих рубках орут, в умирающих рубках воют негодующие сирены, в рубке пришвартованного корабля звучат переговоры. Тихо, только если кипит работа.

Ну и в рубке уничтоженного корабля тоже тишина, ага.

— Холод — это как подсказка для ее уничтоженного организма, — сказала Майя. — Понимаешь, Аянами — это очень хрупкое существо.

— Эм…

На экран как раз вышли непонятные данные по перегрузкам в расчетных маневрах, и мне это все ужас как не нравилось. По панелям плыли цифры, а Майя бубнила за спиной, вырисовывая грустную и страшно поучительную историю о том, как человек в очередной раз создал не пойми что. О том, как эти самые Аянами болели странными болезнями, как они выжигали целые комплексы, мечась от страшных головных болей.

О том, что холод — это всего лишь стимул поддерживать себя.

Майя напивалась, я сама уже плыла, но сенсорную панель видела четко, да и мозги пока работали. В воображении плыли картинки с синеволосыми девочками, которым нельзя дать витаминку, которым нельзя в кино и даже парня поцеловать нельзя.

— Эта пленка… Х-ик. Холод — как пленка. Около пяти ангстрем — вокруг всего тела, искусс… ик …твенная облочка. Понимаешь, после ра-радиации…

Да все я понимала. И даже верила — и в то, что рядом с Аянами изменяется напряженность реальности, и в то, что в изнанке надо делать поправки на присутствие Аянами на борту, и в то, что холодовой барьер способен останавливать даже нейтрино. Не люблю физику, пьяна, потому и верю. Да, печенье — это круче нейтрино. Майя даже как-то объяснила, почему Рей может пить жидкости без антифриза. Объяснила — но я не запомнила, конечно.

— Они т-только в бою способны. И то. Не все! Рей вот даже в бою холодновата.

Я зевнула. Борткомпьютер сдался и посчитал все так, как мне хотелось. Теперь можно и выпить по-людски, а не вот это вот: того чуток, этого чуток. Корабль сжевал новую информацию, и на обзорные экраны, стряхнув цифры, снова вернулся космос.

— Да, а ты молодец, держишься, — вдруг сказала Майя, пьяно помахивая стаканом. Как она его не уронила — не представляю.