Тимур Туров - Полукровка

Стоять было тяжело, и он уселся в сугроб. Сидел долго, привалившись к стене, прислушиваясь к ощущениям и оглядывая пейзаж.

Это в самом деле был огромный загородный дом, особняк в три этажа. Участок вокруг него тоже выглядел необъятным. Вместо привычного для дачников огорода здесь росли сосны. Особняк огибали заснеженные дорожки, а участок ограждал высокий и крепкий на вид забор.

Странно, такой домина и никого нет. Тут же, судя по масштабам, должна быть толпа прислуги. Или здесь никто не живет?

Володя медленно поднялся. Чувствовал он себя явно лучше, но все еще неважно. Ладно, хватит себя жалеть. Он оторвался от стены и заковылял по снегу к забору.

Тот высился в паре десятков шагов от дома, устремлялся в небо метра на четыре-пять. По верхней кромке этой, с позволения сказать, ограды, тянулась колючая проволока. Под напряжением или нет, оставалось только гадать. Впрочем, он не мог даже проверить это. Взобраться на такой забор было выше его сил. Володя хоть и жил высоко, а высоты боялся.

Он вообще за всю свою жизнь забирался на высоту очень редко. Последний раз это было в школе. Они с приятелем отправились на Крылатские Холмы, по которым петляла олимпийская велотрасса, нашли там пару диких яблонь и решили нарвать яблок. Вовка бодро залез на дерево, по толстой ветке добрался до развилки и даже продвинулся дальше, но потом, на обратном пути, понял, что форсировать разветвление в обратную сторону невозможно. И падать с такой высоты тоже никак нежелательно. Приятель сперва насмехался, потом сердился, потом устал ждать и ушел, оставив Володю на дереве. В конечном итоге он победил упрямые ветки и слез, но желание повторять такие подвиги отпало навсегда.

Сейчас была даже не яблоня. Перед ним высилась отвесная стена высотой чуть ли не в три человеческих роста.

– Умный в гору не пойдет, – пробормотал Володя себе под нос.

И вздрогнул от собственного голоса. Огляделся. Вокруг никого не было, а забор уходил в обе стороны и терялся за соснами. Можно, конечно, поискать ворота, но где гарантия, что они открыты или их получится открыть? И где гарантия, что, пока он будет болтаться вокруг особняка, его не заметят похитители?

В руке сама собой обнаружилась шариковая ручка. Тело сработало раньше мысли. И Володя принялся чертить на заборе.

Повторить символ оказалось труднее. Если на обои паста ложилась легко и непринужденно, то на крашеную гофрированную жесть при наличии на улице легкого минуса не желала ложиться вовсе. Пришлось процарапывать краску.

Когда символ был готов, рука болела так, словно он отсидел не две лекции, а все восемь. И все эти часы беспрестанно строчил конспект.

Володя прижался к забору. Ледяная жестянка обожгла щеку. Стараясь расслабиться, он забормотал заклинание. Второй раз прошло проще и быстрее. Не то препятствие оказалось тоньше, не то сказывался навык и понимание того, что делает, которого не было в первый раз.

Сквозь забор он прошел с легкостью иголки, прошивающей марлю. Зато с другой стороны забора навалилась слабость. Так много сил он не расходовал еще никогда. Ноги подгибались. Тело трясло. А источник был далеко. Сейчас он ощутил это расстояние, как никогда раньше.

Шаг, еще шаг. И еще пара шатких шагов. Ноги подкосились, и Володя без сил повалился на снег. За городом, в отличие от слякотной столицы, уже лежали сугробы.

Лицо обожгло холодом, но бодрости не прибавилось. Он лежал на снегу, как побитая собака, и пытался собраться с силами. А сил не хватало.

– Надо идти, – сказал, кажется, вслух.

И попытался подняться, но только беспомощно трепыхнулся, как птица с перебитыми крыльями. За приступом слабости накатила тошнота. От осознания беспомощности зародилась паника.

Сбежал он. Прошел через две стены. Великий маг. А дальше что?

– Отдохнуть чуть-чуть, – на этот раз точно произнес вслух.

И услышав собственный голос, замолчал. Так и лежал молча в снегу, чувствуя, как промокают джинсы, а сырость пробирает до костей. Прошло не меньше получаса, прежде чем он нашел в себе силы подняться.

Теперь идти получалось легче. И хотя слабость до конца не отпустила, и болела голова, но, по крайней мере, больше не штормило. Джинсы промокли насквозь. Куртка чуть меньше, но теплее от этого не становилось. В ботинках хлюпало.

Неплохо было бы пробежаться, но на это сил пока не было. И даже мысль о том, что если его догонят, то он не сможет дать никакого отпора, благо магически тоже беспомощен, не подхлестывала.

Впереди замаячило шоссе. Володя чуть прибавил шагу, перемахнул через сточную канаву. Прыжок вышел неловким, нога соскользнула, и он зачерпнул воды и без того промокшим ботинком.

Чертыхаясь, начал карабкаться по откосу. Выбрался на обочину. Шоссе было самым обычным, если не считать высоченных заборов по обе стороны от него. Да еще видневшиеся неподалеку рекламные щиты были странными. Подсвеченные плакаты предлагали землю от пяти гектаров и недвижимость в каком-то забугорье.

Он попытался сообразить, в какой стороне Москва, но так и не смог. Потому решил положиться на другие чувства и пошел к источнику, который ощущал, как спаниель добычу.

Мороз начал въедаться в кости. Пальцы на ногах потихоньку теряли чувствительность. Зато слабость уходила, а в голове зашевелились какие-то мысли. Путь намечался явно неблизким, и самым разумным было поймать машину. Но денег на нее не имелось, а поднять руку с оттопыренным пальцем и попробовать прокатиться автостопом почему-то не позволяла гордость.

Гордость. Вот если обнаружат, что он сбежал, и поедут догонять, будет не до гордости. А обнаружат обязательно. Это лишь вопрос времени. Кроме того, чем дольше длится эта прогулка, тем вернее она закончится больницей. Сильно хилым Володя себя не считал, но прогулки в мокрых штанах по улице при минус трех могут свалить кого угодно.

Он уже почти решился поднять руку и поймать попутку, когда в кармане завибрировало, и послышались знакомые звуки «Тореадора». Номер не определился.

– Алло?

– Ты где? – отозвалась трубка. – Я зашел к тебе на работу, тебя нет и говорят, что больше не будет.

Понятно, Саныч заявился в его отсутствие и решил уволить за прогул. Впрочем, сейчас все это было Володе до лампочки.

– Ты где? – повторил голос отца.

– На дороге, – буркнул Володя.

– Какой дороге?

– Шоссе. Судя по рекламе и застройке – Рублевка.

– Какой километр?

– Не знаю.

– Как тебя туда занесло? – взревела трубка. – Что ты там делаешь?

– Иду в сторону Москвы, – огрызнулся Володя. – Если не замерзну по дороге, то к ночи буду дома.

Трубка помолчала. На том конце что-то судорожно соображали. Володя буквально чувствовал, как Ник скрипит мозгами.