Кристофер Паолини - По ту сторону звезд. Книга 2 [litres]

Она нанесла удар со всей силой и злобой своего изувеченного тела, давя Киру, сжимая, выкручивая, пытаясь разрезать, но стоило фрактальным волокнам Утробы сомкнуться вокруг Киры, как они слабели, и сливались с Семенем, и попадали под власть Киры.

Вой истерзанного разума Утробы достиг апокалиптической мощи, из ее средоточия полыхнула, как новая звезда, чистая, безграничная ненависть. Эта тварь билась, как в конвульсиях, но ее неистовство не могло уже остановить Киру.

Ибо Кира больше не сражалась с жутью, нет: она позволила ей быть тем, что она есть, она признала ее существование и свою причастность к ее появлению и тем исцелила измученную плоть Утробы.

По мере того как Кира распространялась все дальше, она чувствовала, как сама она истончается, теряется в возрастающей массе Семени. И теперь она этому не противилась. Отказаться от своей воли – единственный способ побороть Утробу, и Кира отреклась, раз и навсегда.

Небывалая ясность вобрала сознание Киры. Сейчас она не могла бы ответить, кто она и как появилась на свет, но чувствовать она чувствовала все: давление Утробы, сияние звезд вокруг, наслоения близковоний и опоясывающие все это ленты фиолетового излучения, пульсирующие, как нечто живое.

Разум Утробы метался, сопротивлялся с возрастающим неистовством, а Семя приближалось к нему, глубоко зарываясь в складки кровавого мяса. Теперь уже основная часть этой горы плоти находилась в распоряжении Киры, и она тратила не меньше энергии на то, чтобы исцелить многочисленные кровавые раны, чем на поиск мозга. Она уже знала, что извращенное сознание Карра и Квона близко. Его постигло величайшее разочарование, и Кира понимала, что, представься ему хоть тень шанса, этот единый ум – единое безумие – вновь примется размножаться, заполоняя своими муками галактику.

Ни она, ни Семя не могут такое допустить.

Вот оно. Осколки костей, а между ними плоть помягче, не такая, как в прочих местах Утробы: плотная паутина нервов, выползающая из серого нутра. Это оно. Даже на расстоянии и Кира, и Семя поежились от обжигающей ненависти, кипевшей внутри. Кира хотела бы соединиться с этой мозговой тканью и исцелить ее – получилось же с Грегоровичем, – но разум Утробы все еще оставался слишком сильным противником. Такая попытка могла обернуться очередной утратой контроля над Семенем.

Нет. Тут одно решение – убийственный удар.

Кира приказала волокнам затвердеть в клинок, замахнулась и…

Со стороны одной из планет возле тусклой бело-голубой звезды донесся сигнал. Это были электромагнитные волны, но Кира воспринимала их так же отчетливо, как голос: пронзительная морзянка, насыщенная зашифрованной информацией.

Внутри Киры электрический ток потек и достиг проводов «Касабы». Какая-то деталь сдвинулась внутри снаряда и встала на место с громким стуком. С ужасающей отчетливостью Кира осознала: Активация.

Не оставалось времени, чтобы спастись. Времени вообще не оставалось.

Алан!

И во тьме воссиял свет.

Она была.

Кем была, где, как – этого она сказать не могла… но она существовала. И отсутствие ответов на эти вопросы ее не беспокоило. Она существовала, и бытие само по себе удовлетворяло ее. Сознание было тонким, прозрачным, словно растянулось на слишком большую площадь. Она чувствовала себя нематериальной: туманом узнавания, плывущим по сумрачному морю.

И пока этого было достаточно.

Потом она почувствовала, как мембрана ее самосознания утолщается, сначала медленно, потом все быстрее. И тогда возник вопрос, из которого рождаются все остальные вопросы: почему?

Пока ее плоть собиралась и уплотнялась, мысли тоже становились крепче и последовательнее. И все же преобладала растерянность. Что происходит? Вправе ли она знать? Где она? И само «где» – реально или плод ее воображения?

Разряд: соединение нервов, укол боли – острый луч света просиял перед ней. Ибо теперь появился свет, свет из многочисленных источников: от холодных искр в темноте и от огромной сверкающей сферы, горящей неиссякаемо.

Снова и снова разряды, удары, и мысль померкла, сдавшись под градом боли.

Все это время она росла. Увеличивалась в размерах. Собиралась. Восстанавливалась в бытии. К ней вернулась память, а с памятью – воспоминание о воспоминаниях. Третьекурсник, лекция по анатомии, сидит и слушает, как чертов искусственный интеллект долбит про внутреннюю структуру поджелудочной железы. Смотрит, как сверкают рыжие волосы студентки во втором ряду перед ним…

Что это значит? Кто…

Другие воспоминания: она гонится за Истой между рядами помидорных кустов в оранжерее позади их купольного дома… проплывает с разинутым клювом вместе со своими коформами к Бездонной равнине, между разросшимися ламповыми линиями… спорит с дядей, который не советует ей вступать в ОВК, и в то же время сдает экзамены в корпорацию «Лапсанг» и входит в Гнездо Преображения, чтобы принять новую форму, а потом приносит клятву верности при свете эпсилона Индейца, играет на концертине проносятся коформы как же двойной удар четырехкратная верификация близковоние ересь спиральный выхлоп…

Если бы она/он/оно имели рот, они бы истошно закричали. Всякое представление о себе испарилось под натиском образов, запахов, вкусов, чувств. Ничего из этого не имело смысла, и все это было ими, ощущалось как она/он/оно.

Страх душил их, они бились в пустоте, потерявшись.

Среди воспоминаний один ряд был более ясным и структурированным, чем прочие, – парники, любовь, одиночество, длинные ночи, работа на чужих планетах, – и она/он/оно цеплялись за них, как за спасательный круг в бурю. Из этих воспоминаний они пытались выстроить представление о себе.