Кристофер Паолини - По ту сторону звезд. Книга 2 [litres]

Не так-то просто.

Потом откуда-то в этой воющей сумятице возникло одно-единственное слово; она/он/оно услышали, как это слово было произнесено голосом, который принадлежал не им:

– Кира!

…Кира. Имя зазвучало, как звон колокола. Она облеклась именем, превратила имя в броню, защищающую ее сущность, в возможность придать им некое ощущение внутренней взаимосвязи.

Без такой взаимосвязи она – никто. Пригоршня противоречивых потребностей без смысла и сюжета. Вот она и вцепилась в имя мертвой хваткой, стараясь удержать подобие индивидуальности среди окружающего безумия. Кто такая Кира – на этот вопрос она пока не могла ответить, но по крайней мере имя оказалось неподвижной точкой, на которой она могла сосредоточиться, пока пыталась сообразить, как же следует определять себя.

Время шло странными толчками и рывками. Она не могла судить, мгновения протекают или эпохи. Ее плоть продолжала расширяться, словно вырываясь из облака пара, строя, созидая, становясь.

Конечности – она ощущала конечности. А также органы. Обжигающий жар. А в тени пронзительный, колючий холод. Ее кожа ответно затвердевала, формируя покров, достаточный для защиты самых нежных тканей.

Ее взгляд почти все время был обращен внутрь. Хор спорящих голосов все еще бушевал у нее в мозгу, каждый обрывок стремился к господству. Порой ей казалось, что настоящее ее имя Карр, а в иные моменты – Квон. Но всякий раз ее самосознание возвращалось к имени Кира. Этот голос был достаточно громким, чтобы заглушить остальные, – достаточно мягким, чтобы утишить их безумные вопли, утолить их печали.

Она становилась все больше, а потом еще больше, пока, наконец, не исчерпалась материя, которую она могла бы добавить к своей плоти. Размер был задан, но форму и расположение она могла менять по своей прихоти. Если что-то устроено неправильно или оказалось не на месте, она могла сдвинуть это или вылепить так, как считала нужным.

Разум начал успокаиваться, в происходящем проступал смысл. Она припоминала кое-что из своей жизни на Вейланде, очень давно. Вспоминала, как работала ксенобиологом и познакомилась с Аланом, милым Аланом, а потом на Адрастее нашла Семя. Но она помнила и о том, как была Карром – Джулианом Олдосом Карром, врачом на службе в ОВК, отпрыском нелюбящих родителей, увлеченным собирателем резных берилловых орехов. Также она вспомнила себя как вранауи Квона, верного слугу Узла Умов, члена ударной стаи Хфарра, большого любителя вкусного пфенника. Но воспоминания Карра и Квона по отдельности оставались смутными и неполными, их заглушали куда более яркие воспоминания об их совместном пребывании в виде голодной и яростной Утробы.

По ее плоти прошла дрожь. Утроба… С этим словом в ее разум ворвалась новая информация: боль, гнев, неистовство неосуществившихся желаний.

Каким образом она – и они – еще живы?

Наконец она обратила внимание на то, что ее окружало.

Она висела в пустоте, по-видимому, без движения. Вокруг никаких осколков, ни газа, ни пыли, ничего. Она одна.

Ее тело было темным, шершавым, как поверхность астероида. Волокна Семени связывали ее воедино, однако она состояла не только из волокон: у нее была и плоть тоже, мягкая, уязвимая.

Глаза, которые она успела вырастить, могли разглядеть полосы магнитного излучения по всей системе. И мерцающее гало солнечного ветра тоже стало для нее видимо. Освещало все это тусклое, бело-голубое солнце – о чем-то оно ей напоминало… она не ведала о чем, но это о чем-то знакомом и вызывающем ностальгию – не ее собственную, ностальгия исходила не от нее/Карра/Квона, а от самого Семени.

Она расширила поле зрения.

Десятки сверкающих кораблей заполоняли эту систему. Одни она узнала, другие нет, но их форма тоже была знакома: эти суда принадлежали захватчикам, или же двуформам, или же злополучной плоти Утробы… то есть ей. Она несла за них ответственность. И она увидела, как эта плоть ее плоти вновь напала на другие корабли, разнося по всей системе боль, смерть, гибель. Она не понимала, что происходит, не вполне понимала, но знала, что это скверно, и она окликнула своих заблудших детей, призвала их к себе, чтобы положить конец сваре.

Одни повиновались. Они устремились к ней, из их двигателей вырывались огромные струи пламени, и, когда они прибыли, она прижала их к себе и исцелила их раны, успокоила их умы, вернула их плоть туда, откуда она вышла. Ибо она их мать и ее долг – заботиться о них.

Другие восстали. За ними она послала в погоню части себя, поймала их, образумила, возвратила туда, где она висела в пустоте, ожидая. Никто не сбежал. Она не сердилась на своих детей за ослушание. Нет, она скорбела о них и пела им, пока утишала их страхи, их гнев, их многовидную боль. Их мучение было так велико, что она заплакала бы, если бы умела. Пока она собирала своих норовистых отпрысков, кое-кто из захватчиков и двуформ стрелял в нее – лазерами, ракетами, снарядами. Обстрел пробудил бы ярость Утробы, но ее он не разгневал, ведь она знала, что захватчики и двуформы просто не понимают происходящего. Она их не боялась. Их оружие не могло причинить ущерб тому, чем она стала.

Многие корабли приблизились, когда она втягивала в себя отделившиеся части своей плоти. Эти корабли стали заслоном перед ней – как они думали, на безопасной дистанции. Дистанция не была безопасной, но об этом Кира не стала их уведомлять.

С кораблей неслись сотни сигналов, обращенных к ней. Электромагнитные лучи – ослепительные конусы призматической энергии, сверкающей в поле ее зрения, те звуки и информация, что они несли, – словно жужжание множества комаров.

Этот фейерверк отвлекал, думать стало еще труднее. В раздражении она произнесла единственное слово, использовав средства связи, доступные обоим видам существ:

– Подождите.

После этого сигналы прекратились, наступило благословенное молчание. Удовлетворенная, Кира направила внимание внутрь. Она еще так многого не понимала, ей в стольком еще предстояло разобраться.

По кусочку она восстановила цельную картину недавних событий. Она вновь пережила полет к Жукхе. Вновь – бегство со станции «Орстед», и долгий путь до Кордовы, и сражение там.

«Касаба» взорвалась. В этом она была уверена. Каким-то образом Семя спасло из ядерного ада ошметки ее сознания и сознания Карра и Квона.

Она – Кира Наварес. Но и многое сверх того. Отчасти Карр, отчасти Квон и отчасти Семя.

В ее разуме отворилась дверца, и она получила доступ к огромному запасу знаний – знаний Семени. Знаний, восходящих к временам Канувших. Они, правда, называли себя иначе. Они думали о себе как о… как о Древних. Как о тех, кто был изначально.