Алексей Штейн - Грудь в крестах

В прогончике оказалось всего несколько домов — пара пустых, а в остальных — такая нищета… Ничего и никого подходящего для вразумления не нашлось — велел хозяевам сидеть тихо, а лучше до утра в погреб запереться. Двух молоденьких девок в одной избе тоже не тронули — настолько бедная семья, что и обижать грех. Да и девок, разве что откормить. Достался нам, видно, бедняцкий краешек в деревне. В общем, приказал от греха расколотить стекла в пустых домах, а в остальных поснимали ворота с петель, типа выбиты, да заборы поаккуратнее поломали, приведя все в вид погрома. Приказ есть, надо имитировать выполнение.

А вот еще один домик, позажиточней — выбрали на постой. Ну а хозяйку, пышную бабу лет тридцати… Ну, ясное ж дело. Да вот только, ничуточки пострадавшей она себя не чувствовала, и опосля всего, летала по хате, как угорелая, накрывая нам стол. Парни нет-нет, да и бросали на нее взгляды, перехватив которые, баба заливалась румянцем, и прятала глаза. Наши похохатывали, и даже Мари ничуть не смущалась. Разве что Петруха, посматривая на Мари, краснел, чем еще больше ее, да и всех остальных забавлял.

С Мари мы все вопросы ее полового воспитания решили еще в деревне, как пришло время устраивать помывку в бане. Не то чтоб девчушка была слишком уж мала — в деревнях в таком возрасте и замуж вполне уже выходят, но то ли у меня уже возраст, то ли что — но не получалось на нее смотреть, как на сексуальный объект. Что, в общем, и неплохо. Пришлось с ней серьезно поговорить, и, в общем, обо всем договорились. У меня к ней больше отеческие чувства, потому ни совместное мытье в бане, ни то, что спали мы с ней вместе, ничего не значило. Спать одна она просто боялась, причем, похоже, не врала — с психикой-то у нее не все в порядке, крыша все еще подтекает, ну, оно и понятно. А спать с кем-либо еще она не хотела, да я б и не разрешил. Все ж, кроме покойного Арно, остальные-то вполне молодые жеребцы, а мне еще не хватало этих пионерских радостей в отделении. Так что пока с Мари все нормально, хотя в дальнейшем, все же, чую, могут быть проблемы — и она девочка вполне в возрасте, и я еще не совсем старый. Но пока… Пока только Петруха их всех наших начал бить клинья к Мари. Причем настолько коряво, неумело и застенчиво, что никаких успехов, кроме полученной в отделении клички «Жених» — на сем поприще не возымел. И вот теперь, этот лопух, как-то не удержавшийся, внезапно, как говориться, чтоб оприходовать эту крестьянскую потаскушку, сидел, и бил себя красными щеками по красным же ушам, под общие посмехушки. Мари же, похоже, ситуацию с хозяйкой приняла нормально, ну или не подавала виду. Она вообще неплохо освоилась в военно-полевой жизни.

А самое же смешное случилось вечером. Я выставил часовых, памятуя горький урок с Арно — пару. Естественно, приказав стрелять без предупреждения, если что, ну, с учетом, что в селе и наших полно. То есть так-то предупреждать — но если что не так — то сразу, и лучше чтоб они кого лишнего подстрелили, чем их. А то мне придется нарушить приказ и спалить и эту деревеньку. А тут работы на полдня — замудохаются с факелами бегать. А коли уж кого не того и подстрелят — с нашей репутацией оно нам с рук сойдет, лишь бы из офицеров никого не завалить. Назначил смены, да и приказал остальным отбиваться по готовности.

И тут, смотрю, баба эта на двор собирается. От греха предупреждаю дуру:

— Если по нужде, так туда и иди, а остальное — до утра обождешь. К солдатам не вздумай подходить — застрелят сразу! У них приказ такой. Поняла? — та кивает — Ну, и ладно, а коли не поняла — сама себе виновата.

Отворачиваюсь, а эта помешкалась, в сенях повозилась, да и обратно, стоит, глазенками стреляет, губу кусает, мнется с ноги на ногу, кончик платка теребит.

— Ну, чего тебе? Пройти теперь боишься? Проводить? — смеюсь, а та кивает. От же деревенщина. Вышли в сени, а она вдруг ко мне — я чуть уж ножик не выхватил с перепугу, а эта дура глаза в пол, и выдает тихонько:

— Господин ахвицер… Вы уж простите глупу-то бабу… Ну, пожалуйста! Мово ж дурака, еще по весне-то в армию забрили, а уж когда вернется-то? Да и вернется ли теперь? А месяц этот, так-от, и вообще мужиков позабирали, тако-ото у нас еще были парни молодые… И тоже ведь, когда еще… А ваши солдаты уйдут, и чаво потом?

— Ну? И чего тебе, дуре, от меня-то надо?

— Господин ахвицер… Ну пожалуйста… Можно еще разочек?

Как уж я закончил ржать, так и потащил эту дуреху опять на сеновал. Разве ж такой искренности откажешь, да и баба, в общем, вполне вдувабельная. Да потом уж велел ей на сеновале и спать. А парням на часах велел — после как сменяться — не сразу чтоб спать шли, а через сеновал. И могут прямо сразу парой идти, я так думаю. И смену пусть предупредят тоже. Велел им, да пошел отбиваться поскорее, ибо чего-то я и притомился. Мари, ждавшая меня, только пальцем погрозила, обозвав похотливым кобелем. Где только слов таких понабралась, хулиганка малолетняя.

На утро парни зевали, как гусары на проповеди, а хозяйка аж сияла вся. Так и вылезли мы на дорогу строиться, с довольными мордами, и набитой припасами телегой — домик был и впрямь зажиточный, и хозяйкина благодарность, в основном во всяких копченостях-соленостях заняла достойный объем в телеге. А Мари досталось несколько петушков-леденцов, которым она обрадовалась… как ребенок.

— Что, коты обосцаные, лыбитесь? — ржу я, оглядев свое воинство — Это железным штыком в солому тыкать вас учить пришлось неделю — а тут, я смотрю, все горазды? Вона скока трофеев навоевали-то! А ты, демон рыжий, к моей «племяннице» даже не подходи без серьезных намерениев — а то, понимашь, слышал я, как давеча потолок-тось скрипел! Хорошо хоть, балки не сломал, крышу не обвалил, а то б ввел в расходы одинокую женщину! Так что — только опосля свадьбы! По всей хформе штоб! Сдал-принЯл, опись-прОтокол!

— Да я… да она… да он же само… — красный как рак, бормочет Петруха, смотрит в пол и топчется, теребя ремень винтовки, под общий хохот. И Мари заливается звонко, чем еще больше вгоняет молодого раздолбая в краску.

— Молчи ужо, ибако грозный! — машу я на него придурошно шапкой — То-то, конешно, само… Ты зашел, а она на тебя каааак прыгнет! И прямо с разбегу — на хер тебе, да, рыжий? Само так вышло, чоуштам…

Вскоре появились Гэрт, Виске и Вилем, верхом — лошадей-то реквизировали по селу, гоним теперь с собой табунчик, а в управе нашлись седла, и теперь все наши офицера восседали на своих мериноседесах, с грацией заслуженных сумоистов. Мы получили устное поощрение, очевидно, за то, что не сожгли случайно полгорода — а что нам стоило? Походу, вчера послали Виске проверить, как мы устраиваем погром. Хорошо, что не подстрелили, мне этот меланхоличный очкарик нравится.