Роберт Маккаммон - Граница [litres]

Однако Этан понимал: Дерримен тоже догадался, что где-то неподалеку за ними следуют и сайферы, и горгонцы. Да и вообще никто в вертолете не сомневался, что за ними следят. Поэтому Этан снова закрыл глаза, чтобы продолжить отдых, и только его мысленное око, отслеживающее любое изменение скорости вражеских кораблей, оставалось открыто. Незачем без особой нужды поднимать тревогу и пугать своих спутников – особенно это касалось Дерримена, генерала Уинслетта, самого президента и пилотов. Они в курсе, и этого достаточно.

Полет продолжался без приключений. Каждый мог спокойно сходить в туалет, выпить водички или откупорить баночку имеющегося в баре некрепкого алкогольного напитка. Наконец президент встал, потянулся, подошел к кабине пилота, открыл дверь и какое-то время пробыл там. Дерримен с Уинслеттом тихим шепотом о чем-то переговаривались. Этан не захотел слушать, о чем они говорят, ни непосредственно, ни читая их мысли. Но очевидно было, что оба сильно напуганы. С самого начала полета ни тот ни другой ни разу не осмелился отдернуть занавеску и выглянуть в окно.

Дейв спал или делал вид, что спит; Джефферсон отправился на корму и затеял о чем-то горячий и серьезный разговор с морскими пехотинцами. Оливия встала и пошла в туалет, потом вернулась на место и продолжала молчать, думая о чем-то своем. Этан из любопытства разок заглянул к ней в мысли и увидел стройного, красивого, загорелого мужчину с седой бородкой клинышком, который с улыбкой смотрел, как она разворачивает подарок. Вокруг было много людей с радостными лицами, в камине трещали горящие поленья, мебель в комнате хотя и не шикарная, но очень красивая. На столе рядом с куском белого камня, в котором была вырезана камея в виде лошадиной головы, красовался покрытый розовой глазурью именинный торт. Оливия, аккуратно развязав ленточку, не стала разрывать золотистую обертку, а бережно развернула, словно и обертка, и ленточка представляли для нее такую же ценность, как и сам подарок. Наконец она открыла коробочку и достала из нее черный шар с обведенной белым кружком цифрой «восемь» на нем.

– Как раз то, о чем я всегда мечтала! – воскликнула она. – Здесь есть ответы на все мои вопросы!

Она была гораздо моложе и крепче, и женственные формы ее выглядели куда более округлыми – теперь она похудела фунтов на пятнадцать, не меньше. Она высоко подняла волшебный шар, чтобы всем было видно, а Винсент с бокалом вина в руке стал говорить тост, но в этот момент зрительный образ распался, – видно, ее подвела память и она не смогла вспомнить, о чем он тогда говорил. Этан оставил расстроенные мысли продолжающей молчать Оливии в тот момент, когда она наклонилась и задула пять белых свечек на своем любимом клубничном торте.

Вернулся на свое место и президент. Он немного развлекся тем, что рассказывал пилотам скабрезные анекдоты, которых знал буквально тысячи. Лицо его было мертвенно-бледно, под глазами проявились темные круги, но движения стали решительными и целеустремленными, стоящая перед ними задача вновь пробудила в нем энергию, ощущение опасности бодрило и придавало сил. Следующие полчаса полета Этан прикидывал дальнейшие действия. Земное тело его отдохнуло, все шло именно так, как он и рассчитывал.

Не прошло и минуты, как он вдруг выпрямился на сиденье, вновь охваченный тревогой: внутренним оком он «увидел», как один из сайферских кораблей покинул строй и устремился к ним наперехват.

Враг заходил на них с юго-запада. Миротворец ощущал это примерно так, как человек ощущает наплывающую на солнце грозовую тучу. Таить от остальных то, что он только что узнал, было нельзя. Этан встал во весь рост так резко, что оба морских пехотинца схватились за автоматы и приняли стойку полной боевой готовности.

– С юго-запада на подходе сайферский корабль, – проговорил Этан, наклонившись к уху Дерримена. – Движется с большой скоростью. Будет здесь до того, как…

«…до того, как я закончу говорить», хотел он сказать, но не успел.

На этот раз он просчитался.

Справа кабину вдруг заполнил ослепительно-яркий красный свет, пробивший задернутые занавески, как прозрачную кальку. Зрение Этана позволяло увидеть темно-красные, почти фиолетовые волны энергии, от которых искрился и трепетал воздух. Стенки вертолета скрипели и трещали.

Тяжелый удар сбил Этана с ног, швырнул вперед и с силой шмякнул о дверь кабины пилотов. Во рту появился вкус крови, в глазах сверкали нездешние звезды, левое плечо и ребра с левой стороны разрывала страшная боль. Мозг отказывался работать, сознание погружалось во мрак, и, борясь с этим, он мгновенно понял: вертолет словно схватила чья-то гигантская лапа и его продвижение вперед резко замедлилось. Все остальные в кабине были пристегнуты, кроме морского пехотинца, который отстегнулся, как только увидел, что Этан встает. Его тоже швырнуло вперед вдоль прохода, – как мягкая кукла, он врезался в дальнюю перегородку и, сломав бедро, свалился рядом с Этаном.

Со столика сорвалась и лампа; словно смертоносный снаряд, она полетела в стенку, а вместе с ней не закрепленные шурупами или болтами казенного образца остальные предметы. Из бара вырвались банки с прохладительными напитками и наверняка поотрывали бы головы людям не хуже пушечных снарядов, если бы бар не был развернут в другую сторону; врезаясь в находящуюся всего в четырех футах перегородку, они с шумом взрывались. Оливии казалось, что предохранительный ремень сейчас перережет ее пополам. Дейв задохнулся, его охватил жуткий страх: словно неведомая сила погрузила его глубоко под воду. Джефферсон дернулся вперед, потом снова назад и отчаянно закричал, все тело пронзила острая боль, и ему казалось, что все кости конечностей выскочили из суставов.

В кабине вертолетного борта номер один целых шесть секунд царил полный хаос, и каждый из находящихся в ней испытал свой маленький ад. Потом вдруг наступила тишина, все пребывали в состоянии шока; скорость вертолета замедлилась вполовину… потом еще вполовину… и вот он замер, крепко удерживаемый ярко-красным лучом, хотя оба винта, основной и хвостовой, продолжали вертеться. Газотурбинные моторы взвыли, по трясущимся стенам вертолета побежали трещины, двигатели пошли вразнос, грозя развалиться на куски.

Этан стоял на коленях. Ему казалось, что все его тело распадается. Некоторые кости были сломаны. Левое плечо пылало от боли и не слушалось, пошевелить им было нельзя. Нижнюю губу он прикусил до крови. Воздух вокруг пульсировал огненными волнами энергии, которую можно было видеть только его преображенными, неземными глазами. Корпус вертолета вдруг весь задрожал, от датчиков на носовом обтекателе до лопастей хвостового винта, двигатели пронзительно и отчаянно взвыли, и вертолет стал заваливаться набок.