Роберт Маккаммон - Граница [litres]

Джефферсон перевернул ее в постели… или это она его, трудно сказать, кадры сменялись быстро… вошел глубоко, и она тихонько зашипела. Он продолжал долбить ее изо всех сил, а сознание его продолжало погружаться в воспоминания о прежних любовных игрищах. Он был вынослив и способен проделывать это сколь угодно долго, пока сам не решал, что обоим достаточно; любовью это назвать было нельзя, ибо, с кем бы он ни был, это всегда было завоевание, победа над чем-то или кем-то, похвальба, обслуживание, самолюбование; именно это заставляло его с легкостью переходить от одной к другой и так далее. Здесь он тоже получал извращенное удовольствие оттого, что звездная девка восхищается им.

А потом, как это иногда случалось, едва Джефферсон глубоко погрузился в недра своей горгоны-любовницы, что-то горячее и мясистое крепко схватило его там, в этих влажных глубинах. Его охватили дрожь, смятение, ужас, но все быстро прошло, когда он увидел себя в крепких объятиях маленькой азиатки-стриптизерши по имени Киттен, от которой вечно пахло горящими листьями. И потом уже, как иногда происходило в самый разгар их свиданий, некие тонкие щупальца поползли по его бедрам и крепко охватили сзади, но он смежил глаза и полностью отдался воспоминаниям, которые она подкидывала ему; однако, даже мысленно пребывая в спальнях прошлого, Джефферсон чувствовал, как его партнерша словно расползается по швам и какие-то твари выползают из ее фальшивого тела, змеями обвиваясь вокруг него.

Это ощущение не могло заглушиться никаким, даже самым ярким, самым упоительно-возбуждающим из предлагаемых ею воспоминаний. Но она все равно продолжала накачивать его сознание утонченными опиатами его собственного изготовления, а в это время одно щупальце обвилось вокруг основания его яичек и стянуло их, а другое принялось игриво щелкать по ним, в то время как глубоко внутри ее та горячая и мясистая штука крепко сжала его жезл, раз… два… на третий раз он увидел себя с одной блондинкой-потаскухой по имени Мэриголд, которая нагишом сидела на кровати и на расстроенной гитаре наигрывала «Зеленые рукава».

Существо внутри его любовницы-горгоны, сильное, как человеческая рука, принялось доить его. Щупальца извивались и хлестали по заду. Он их ни разу не видел, но отчетливо себе представлял. Она оказалась достаточно деликатна, чтобы убирать их подальше, когда заканчивала с ним игру. Выжав из него все, что можно, мясистая доилка отпустила его, и, находясь в расслабленном состоянии полудремоты, он подумал, не используют ли они его семя для того, чтобы скрещивать человека с… но с чем же? Впрочем, теперь это совершенно не важно, поскольку, хотя он и боялся этого существа и, когда она призывала его к себе с помощью какого-то имплантированного ему в затылок приспособления, приходилось бежать в туалет и блевать от страха, надо признаться, думал он, отдыхая и с удовольствием вспоминая акт, давалка она потрясающая.

Прежде он спал с кем попало, даже с такими уродинами, которым надо бы прикрывать рожи пакетом. Эта якобы женщина, по крайней мере, красива и всякий раз другая, меняет цвет кожи, волос и глаз и всегда проделывает с ним такие фокусы, что он кончает как жеребец. Он ей нравится. И что же в этом плохого?

Такие мысли мелькали у него в голове, пока она не отсылала его назад, и он снова возвращался к реальности, в свой дом на муравьиной ферме, снова блевал в унитаз в своем муравьином туалете, стаскивал с себя одежду, которая всегда попахивала горелым, и заползал в свой угол. Оставался там, сидя с пустыми глазами и дрожа, словно никак не мог отойти после ужаснейшего кошмарного сна, пока Регина не кричала ему: «Ну хватит, вставай уже, свинья!» Или еще чего похуже.

– О мой Джефферсон!

Обнаженный, он лежал на спине в скомканной постели с закрытыми глазами. Он открыл их. Комнату тускло освещали свечи. Она стоит рядом с кроватью, снова в элегантном черном халате с золотом. По лицу ходят тени, но глаза так и сверкают. А может, это все ему кажется… хотя зрачки, похоже, кроваво-красные. Он подумал, что обличье ее начинает таять.

– У нас есть для тебя одно задание, – сказала она.

Он даже не шевельнулся, только слушал, еще слишком слабый, выжатый как лимон.

– Случился один… – она замолчала, быстренько ища подходящее слово, – инцидент. Четыре земных часа назад.

Она что, стала выше ростом? Или крупнее? Грозное привидение, безжалостное и холодное, как бесконечный мрак Вселенной. Казалось, сейчас все это воплотилось в ней. И голос… множество голосов в одном, множество звуковых диапазонов и отголосков, множество призрачных мнимостей, скрывающихся друг за другом.

– Мы нуждаемся в твоей помощи, – сказала она и, не дождавшись ответа, резко продолжила: – Ты нас слышишь?

– Да, – отозвался он, снова испугавшись. И чтобы она – или они? – поняла, что он ее внимательно слушает, повторил, хотя смотреть в ее сторону ему очень не хотелось: – Да, слышу.

– Нас очень беспокоит некий… как это у вас называется… мальчик. Он помог нашим врагам. И мы хотим побольше узнать об этом… мальчике. Найдешь его и приведешь к нам.

– Что? – переспросил Джефферсон и сел на кровати.

Он все еще пребывал в несколько сумеречном состоянии, но не утратил способности следить за тем, что она говорит. Глаза ее с красными зрачками – теперь, кстати, снова вертикальными щелками, – казалось, висели в воздухе сами по себе над большим и странно бесформенным телом в халате, который тоже стал другого размера, подходящего к случаю, и жуть охватила его, пробирая до самых печенок.

– Мальчик? Какой мальчик?

– Ты должен отвечать на наши вопросы, – отозвался многоголосый хор. – Он сейчас прибился к другим из вашей породы. Они оберегают его. А ты… – снова пауза, снова она искала нужное слово, – мастер убеждать. Ты можешь вырастить у них доверие.

«Войти к ним в доверие», – мысленно поправил он ее.

– Да, – сказала она. – Именно так.

– Я не… я не понимаю… о чем вы…

– Понимаешь, прекрасно понимаешь. Пробейся сквозь их защиту. Доберись до мальчишки. Возложи на него свои руки и доставь его к нам.

– Я… не могу… послушайте… послушайте же… Если для вас это так важно, почему не сделаете это сами?

– Для этого важного дела, – ответила она, – требуется участие человека. Мы здесь… как это вы говорите… уязвимы. Мой милый Джефферсон, у тебя прекрасно получается все, что ты делаешь. Ты очень… – снова несколько секунд пауза, поиски слова, – искусен. Возложи на него руки, плоть на плоть. И приведи его к нам.

– Привести его к вам? Но как это сделать?

– Дорогу мы берем на себя. Мой милый Джефферсон, как ты дрожишь! Не бойся, мы будем тебя охранять.

– Как? – Он помотал головой, не обращая внимания на болезненное устройство, которое ему внедрили в затылок. – Я не могу это сделать! Вы говорите… что хотите послать меня… туда? Но там же идет война!