Роберт Маккаммон - Граница [litres]

– Попил – передай дальше, – сказал Дейв.

Джефферсон отдал бутыль Рэткоффу, и тот с шумом принялся глотать воду. Наконец Рэткофф закрутил красный колпачок и протянул бутыль Воупу, но пришелец стоял и смотрел на нее, словно в ней содержалось полгаллона сайферовой мочи.

– Ты что, Джек, пить не хочешь? – с беспокойством спросил Джефферсон, проявляя братскую заботу о спутнике, который совсем потерял голову от пережитых несчастий. – Давай я тебе открою.

Он хорошо понимал, что с них не спускает глаз не только Маккейн, но и эта женщина, да и все остальные тоже.

– Ну-ну, открой рот, Джек, – сняв крышку, сказал Джефферсон, словно перед ним стоял какой-нибудь несчастный дебил.

Воуп поднял руки, взял бутыль. В глубине его черных глаз проскочила едва заметная искорка злости.

– Я знаю, что надо делать, – сказал он.

«Идиот», – подумал Джефферсон.

Пришелец опрокинул бутыль, приложив горлышко к разинутому рту, как это только что проделали на его глазах два человека. Но только от Джефферсона не укрылось, что горгонца слегка передернуло, будто и в самом деле он пил не воду, а отвратительную мочу. Воуп набрал в рот совсем немножко, а потом медленно выпустил воду через уголки рта в черную бороду.

Воуп вернул бутыль Джефферсону, тот завернул крышку и отдал Оливии.

– Благодарю вас сердечно, – сказал он, одарив ее очаровательно-знойной улыбкой южанина, но недостаточной, чтобы зажечь в груди ответное пламя.

Автобус ехал вперед, приближаясь к заезду на автомагистраль. Джефферсон заметил, что Маккейн убрал ствол автомата, который уже не смотрел прямо в предмет его гордости.

– Представляю себе, сколько вам пришлось пережить, – сказал он Оливии. – Да и нам тоже. Всем досталось изрядно.

– Мы тоже рады, что встретили вас, – кивнула она. – Вот найдем медикаменты и прочее, будете помогать нашему Джей-Ди. Это наш доктор.

– Да? – заморгал он, но как-то даже слишком медленно. – Ну хорошо.

Этан стоял футах в пятнадцати от Джефферсона Джерико, окруженный выжившими обитателями бывшей крепости. Автобус уже поворачивал на скоростную трассу, все стояли плотной стеной, крепко вцепившись в поручни, и ему не было видно троих вновь прибывших, но сердце его билось учащенно, а в мышцах груди и спины он ощутил странное покалывание. «Как раз там, где у меня кровоподтеки», – сообразил он.

Эта мысль пришла ему в голову с отчетливой очевидностью.

Значит, сработал сигнал тревоги.

«Но почему?» – удивился он.

Тех троих он не видел, зато понял, что они не те, за кого себя выдают. Первое желание – сообщить Дейву о том, что он хочет с ним поговорить, но Этан тут же отбросил эту мысль. Дейв вряд ли сможет к нему пробиться, тем более что тогда придется оставить Оливию с этими так называемыми людьми; и что бы они собой ни представляли, у них, возможно, есть свои предупреждающие устройства. И если они сработают… что произойдет? Порвут автобус на части и всех перебьют?

«Нет, – подумал Этан. – Они здесь совсем не для этого».

Конечно, они здесь неспроста, но явно не для того, чтобы уничтожить автобус.

«Надо подождать, – подумал он. – Не торопиться, присмотреться к ним и постараться понять, что им нужно».

Сердце немного успокоилось, покалывание тоже утихло, и это был добрый знак, потому что ужасно хотелось почесаться, но, зажатый в толпе, он едва мог пошевелиться. Интересно, подумал он, что случилось бы, если бы он задрал футболку и сыграл на темной груди в серебристые крестики-нолики?

Никки стояла позади него, продолжая за ним наблюдать. Он чувствовал на себе ее взгляд, он словно сверлил затылок. Мальчик понимал, что ей не так-то просто держать в себе то, что она о нем узнала. Что в любую минуту она может не выдержать и закричать на весь автобус, что среди них находится ненормальный, который для всех опасен, тварь, которую надо немедленно вышвырнуть из автобуса и пристрелить на обочине…

…что среди них находится чужак.

Этан постарался себя успокоить. Они проехали мимо нескольких разбитых автомобилей и лежащего на боку хлебного автофургона. Под колесами автобуса что-то хрустнуло, и он подумал: не по оставленным ли серыми скелетам проехала Ханна?

Впереди лежал Денвер. А дальше – гора Белая Обитель. Мальчик, восставший из мертвых, а теперь уже не совсем человек, чувствовал, что неведомая сила тянет его туда, и это ощущение не только не прекращалось, но и продолжало расти.

Какой-то ответ должен быть там, думал он. Но тот ли, который им нужен? А почему он об этом знал, Этан понятия не имел. Просто знал, и все; знание являлось ему как мгновенная вспышка света. Ответ он получит там, на горе Белая Обитель, однако там возникнут и новые вопросы.

Но сначала Денвер. Близится ночь, темнеет, а где-то там шевелятся серые, жадные до мяса странников, ищущих укромного, тихого места для ночлега.

Ханна включила фары. Левая не зажглась.

– Так я и знала, черт побери! – пробормотала она.

Автобус ехал дальше сквозь сгущающуюся тьму, под колесами время от времени хрустели кости, разбросанные по потрескавшемуся полотну дороги, и трещины эти, словно древние руны, указывали им путь в самое сердце ждущей их тайны.

Вести автобус с одной только фарой по дороге, заваленной обломками, было не так-то просто даже для такого водителя, как Ханна, которая сумела удержать руль, когда ей запустили в волосы шарик жвачки, а в другой раз, когда в одно дождливое утро понедельника ребенка вырвало овсянкой прямо ей на колени. Там, где кончался чахлый луч фары, стояла кромешная тьма. Время от времени впереди возникали очертания разбитой или сгоревшей машины со скелетами или просто рассыпавшимися костями внутри, но Ханна Граймс умела держать себя в руках, и автобус продолжал двигаться со скоростью десять миль в час. Говорят, тише едешь – дальше будешь, и это правило спасло им жизнь, когда луч фары вдруг осветил выжженную в дорожном покрытии огромную воронку с черными оплавленными краями.

– Вот черт! – вполголоса выругалась Ханна и проворно свернула за разделительную линию, на встречную полосу. Опасность миновала. Она включила безопасное внутреннее освещение, желтым светом окрасившее ее пассажиров.

Дейв Маккейн стоял на страже возле трех новеньких. Ему очень не нравился запах, которым от них несло. Не нравился и этот кардиолог, который разговаривал, как торговец автомобилями, и не лез в карман за быстрым и обтекаемым ответом на любой вопрос. И маленький лысый Рэткофф, который страшно потел и нервничал, словно ежесекундно испытывал страшные муки, тоже не нравился. Но особенно пришелся ему не по душе Джек Доуп; стоя неподвижно, как статуя, он уставился вперед, в темноту и как-то странно, по два или три раза подряд моргал. Дейву он казался шизанутым придурком, который в любой момент готов сорваться с цепи и молотить людей направо и налево, кто под руку попадется. Дейв даже слегка надеялся, что это так и случится, и тогда у него будет повод врезать уроду по башке и успокоить до наступления следующего века. Но нет, этого не случится, кажется, он так устал, что едва держится на ногах.