Роберт Маккаммон - Граница [litres]

Оливия перевела взгляд с одного на другого. Джек Воуп перестал моргать со скоростью пулемета и, похоже, держал себя в руках, но все-таки… уж больно лицо у него какое-то странное, ничего не выражает, застыло, как намалеванная маска.

– Дейв, отойдем, надо поговорить.

Она двинулась к автобусу, жестом пригласив его за собой.

Поворачиваться к этой троице спиной Дейву очень не хотелось, и он предпочел пятиться, ни на секунду не спуская глаз с чужаков и готовый к любому повороту событий.

– Нельзя оставлять их здесь одних, – понизив голос почти до шепота, сказала Оливия. – Мы должны…

– Взять их с собой? – перебил Дейв. – С какой стати? Мы их совсем не знаем. На кой черт они нам сдались?

– Но они ведь люди, и они в беде. В Пантер-Ридже мы никому не отказывали.

– Ну да, конечно. Но тех, кто был нелюдями, убивали. Почем знать, кто они такие? Ты только посмотри на этого Воупа. Меня от него в дрожь бросает. Такая рожа, будто в любую секунду у него крыша съедет.

Дейв покачал головой:

– Нет, Оливия… Проверить их соляным раствором у нас нет возможности. А как еще? Должны же мы знать, люди они или нет. Так что я не согласен.

Джефферсон увидел, что мужчина отрицательно качает головой. Что и говорить, не человек, а скала, с места не сдвинуть.

– А позвольте спросить, куда вы направляетесь? – спросил он.

– В Денвер, – ответила Оливия. – У нас много раненых, хотим поискать там медикаменты.

– Может, я могу чем-нибудь помочь, – предложил мастер продаж: как только он услышал слово «раненые», сразу сообразил свой следующий шаг. – Я ведь врач. В Литтл-Роке работал кардиологом. – Для правдоподобности он решил придать лжи побольше фактурности.

– Я бывал в Арканзасе, – соврал и Дейв. – Скажи-ка, дружок, какой президент был у них там губернатором?

– Уильям Джефферсон Клинтон, – без запинки ответил Леон Кушман.

Имя Джефферсон он позаимствовал как раз у этого человека, после того как получил автограф на фотографии, где он, улыбающийся семнадцатилетний политический волонтер, стоит между Биллом и Хиллари на банкете, посвященном сбору средств на избирательную кампанию. Он на всю жизнь запомнил, что тогда сказал ему Билл Клинтон: «Да ты у нас настоящая комета с пылающим хвостом, верно?» Те выходные закончились вечеринкой, где он, накурившись травки, вступил в горячую дискуссию о порнокинематографе с одним студентом-юристом по имени Энди Биль, который потом стал сенатором от штата Миссури, а теперь он – уже, наверное, бывший – президент тоже, скорее всего, бывших Соединенных Штатов.

– Его еще кличут Буба [9] «Старина», «братишка» (англ.). Так называют консервативно настроенных белых южан в США. , а также Тефлоновый Билл, – продолжил Джефферсон и нахмурился. – Вы что, проверяете меня?

Этот балабол явно человек, подумал Дейв. Да, наверняка. Но все-таки… У Дейва было дурное предчувствие. Тот, что неадекватный, снова с бешеной скоростью замигал. Лысый коротышка переминался с ноги на ногу, будто стоял на горячей сковородке.

– Черт побери! – едва слышно выругался Дейв.

Надо ехать, солнце клонится к закату.

– Надо ехать, – сказала Оливия, словно читая его мысли. – Ладно, так и быть, залезайте.

– Только стойте вон там, впереди, – прибавил Дейв, – чтобы я вас видел.

– Спасибо, – сказал Джефферсон. И добавил еще фактурности своей пряже: – Вообще-то, мне не очень хочется возвращаться в Денвер, но ведь нам выбирать не приходится, верно я говорю?

– Залезай в автобус и держи язык за зубами. И за своим приятелем приглядывай, а то ненароком слетит с катушек и поранит кого-нибудь. Если что отчудит, всех высажу, понял?

– Как скажете.

«Если бы ты только знал, кого сажаешь, – подумал Джефферсон. – Идиот».

– Меня зовут Оливия Квинтеро, а это Дейв Маккейн, – сказала Оливия, подходя к автобусу. – Мы отсиживались в одном многоквартирном комплексе. А сегодня рано утром на нас обрушился подбитый горгонский корабль.

Она внутренне содрогнулась, вспомнив неясно мелькнувшее в развалинах абсолютно отвратительное существо.

– У вас в рюкзаке есть вода и питье? – спросила она.

– Еда есть, – ответил Джефферсон. – А вот водички нет.

– Сейчас дам напиться. Думаю, не помешает.

– Еще бы! – обрадовался Рэткофф. – Умираю как пить хочется.

Они влезли в автобус. Ханна окинула их сердитым взглядом, но Оливия кивнула, и она убрала пистолет и закрыла дверь.

– Трогаемся! – объявила она пассажирам.

Автобус снова поехал вперед по длинной дороге, которая уже через несколько миль сделала поворот на юг, в сторону Денвера, и пошла под уклон.

Оливия попросила передать стоящим в задней части автобуса, чтобы прислали пластиковую бутыль с водой. На всякий случай не выпуская из рук автомат, Дейв встал позади троицы.

– А где ночевали? – спросил он, обращаясь к Рэткоффу.

– В каком-то сельском доме, – ответил за него Джефферсон. – Но…

– Я не тебя спрашиваю, а его. Заткнись и молчи, пока не получишь слово.

– Послушайте, – сказал Джефферсон и повернулся к Дейву.

Лица их разделяло всего несколько дюймов. Проповедник бросил взгляд вниз, на автомат Дейва, ствол которого указывал ему чуть пониже пупка, где под штанами таился его божий дар.

– Что вы от нас хотите, а, Дейв? Можно, я буду называть вас Дейв?

– Можешь называть меня мистер Бдила. Мы тут повидали много всяких, кто прикидывался людьми, но у них ничего не вышло. Они были сляпаны в франкенштейновских лабораториях горгонцев или сайферов. Вот почему я не прячу пушку, она у меня всегда наготове.

– Надеюсь, автомат у вас на предохранителе. А то на каком-нибудь ухабе, Дейв, может случиться неприятность.

– Так где вы в последний раз ночевали, а, Рэткофф? – повторил вопрос Дейв.

К чести Рэткоффа, колебался он всего несколько секунд.

– Ну, Джефф же сказал… в каком-то доме. Не знаю, сколько миль отсюда, но мы шли потом довольно долго. У меня страшно болят ноги.

– А почему не остались?

Рэткофф пожал плечами, стараясь сохранить хладнокровие:

– Где, в этих развалинах? Мы хотели найти людей. Которые не сумасшедшие. И… понимаете… нас всего трое… долго ли мы протянем?

«Молодец, – подумал Джефферсон, – слушай и учись у мастера».

Воуп по-прежнему неподвижно стоял рядом с ним. Это тоже хорошо, решил Джефферсон. Пусть все думают, что этот идиот в шоке и утратил дар речи. Горгоны многих слов не понимают или просто не знают. Все, что Воуп говорит, выходит коряво, словно у старшеклассника, который пытается говорить на английском времен Шекспира. Слава богу, хоть моргать более-менее научился. Так что лучше пусть молчит в тряпочку.

Доставили наконец бутыль с водой. Джефферсон припал к горлышку и одновременно смог оглядеться. Автобус был так плотно набит людьми, что разглядеть что-либо за спиной тех, кто стоял вокруг Маккейна и женщины, практически не представлялось возможным. Он мельком увидел лишь юного блондина лет девятнадцати с окровавленной тряпкой вокруг головы и мутными глазами, но нет, это явно не то, что они ищут. Он вспомнил, что говорила ему его обольстительная шлюха: «Ты сразу узнаешь этого мальчишку, мой милый Джефферсон, стоит только увидеть» – и тут же погрузился в наркотический сон без сновидений в фальшивой комнате фальшивого французского особняка. Интересно, подумал он, не во время ли такого сна ему вмонтировали в затылок сенсорное устройство рядом со стимулятором боли, поскольку сейчас он был абсолютно уверен в том, что раненный в голову молодой человек – не тот мальчишка, который ему нужен. А больше никого похожего ему на глаза не попадалось, значит мальчик должен находиться где-то дальше, в хвосте автобуса. Он наверняка здесь: если бы это было не так, Воуп вряд ли захотел бы останавливать автобус. Да-да, он здесь. Когда появится возможность его взять, Джефферсону тоже дадут об этом знать. Он лишь надеялся, что горгонцы телепортируют их куда-нибудь подальше, куда не достанут пули «узи», до того как этот Маккейн снимет автомат с предохранителя.