Роберт Маккаммон - Граница [litres]

– А капитан Уолш говорила, что здесь их тысячи. Что и говорить, действительно повезло.

– Ну да…

Джефферсон смотрел, как Воуп пытается разгадать, как спальный мешок открывается. Интересно, думал он, спят ли эти горгонцы вообще? Слава богу, хоть быстро учатся подражать людям.

– Значит, тест на анализ крови прошли все, – продолжал Этан, одновременно пытаясь серебристыми пальцами проникнуть в сознание Кушмана, но снова ему не позволила это сделать непроницаемая ярко-синяя защитная сфера. – Это хорошо. Не хотелось бы думать, что среди нас пришелец в человечьем обличье.

– Мне тоже… Было бы очень неприятно, это точно. Послушай… Этан… я очень устал. Давай завтра поговорим, умираю хочу спать.

Джефферсон заметил, что Воуп, нужно отдать ему должное, никак не отреагировал на слова мальчишки, да и Рэткофф тоже. Но он понял одно: Этан знает. Следовательно, вопрос: если мальчишка знает, почему он ничего не предпринял? Он застегнул молнию спального мешка до конца, насколько это оказалось возможно сделать одной рукой.

– Спокойной ночи, – сказал он, устроился поудобнее и с удовольствием закрыл глаза, несмотря на свет лампочек сверху, – до того, как погасят свет, оставалось еще больше часа. У него еще будет возможность схватить мальчишку, а сейчас на него действовало болеутоляющее.

– Спокойной ночи, мистер Кушман, – ответил Этан.

В сопровождении солдата он направился туда, где расположились на ночлег Оливия, Дейв и Джей-Ди. Когда Этан просил солдата отвести его в туалет, Дейв уже спал, Оливия тоже отходила ко сну. Он уже подходил к ним, как вдруг кто-то коснулся его руки.

Этан повернулся и увидел перед собой Никки. Солдат остановился и тактично отошел в сторонку, предоставив им драгоценную минутку побыть вдвоем.

– Привет, – сказал Этан.

– Привет, – ответила она; в свете потолочных ламп на ее глазной повязке сверкнула звездочка из горного хрусталя. – Ну как, устроился?

– Да, вот здесь. А ты?

– Вон там, в той стороне. Недалеко.

Он кивнул:

– Приятно чувствовать себя в безопасном месте.

– Да. Ты чего-нибудь перекусил?

– Да, мне принесли пару кусков хлеба и банку «Спрайта». Нормально, больше мне и не надо.

Еду ему принес посыльный капитана Уолш.

Никки некоторое время молчала. Оба посматривали по сторонам, глядя, как люди устраиваются на ночлег, укладывают детей.

– Это ужас… то, что случилось с мистером Рузой, – сказала она наконец. – Я стояла совсем близко, почти рядом. Он был очень хорошим человеком. Ужасно, правда?

– Да, – сказал Этан. – Очень плохо.

– Как думаешь, нынче ночью они придут?

В ее голосе слышался неподдельный страх. Бледное лицо выдавало, как она потрясена случившимся и едва удерживается от слез.

– Нет, не думаю, – ответил Этан. – Скорее всего, не придут.

– Мне тоже так кажется. – Похоже, уверенность мальчика ее слегка успокоила. – Думаю, ты бы знал об этом.

Он сделал вид, что последнее замечание пропустил мимо ушей: оно явно намекало – по крайней мере, в ее глазах – на то, что он не такой, как все. Впрочем, в голове вдруг мелькнула одна мысль, и ее стоило проверить.

– Давай на минутку уйдем отсюда. Не хочу, чтобы нас кое-кто увидел.

– Зачем?

– Хочу показать тебе одну штуку и спросить кое о чем. Всего на минутку. Хорошо?

Никки не знала, что ответить. Она посмотрела на солдата, снова на него.

– Даже не знаю, Этан. А куда?

– Да хоть в туалет. Говорю же, нам нужна только минута.

– Ни в коем случае, – запротестовал солдат. – Ты ведь только что был в туалете.

Этану надоела эта мелочная опека. Он бросил на молодого солдатика испепеляющий взгляд:

– Послушайте, я понимаю, что вы исполняете свой долг, но мне надо поговорить с девушкой наедине, а здесь других таких мест больше нет. Если хотите, пойдемте с нами постоите там рядом, но мы все равно пойдем. Если вы против, можете меня пристрелить. Мне наплевать.

Злость так и кипела в нем. Он схватил девушку за руку и потащил за собой к туалету. Как ни странно, Никки не сопротивлялась. Солдатик хотел было что-то сказать, но махнул рукой и поплелся за ними.

Они зашли в благоухающий туалет. Солдат с ними, но он, послушно исполнив просьбу Этана, стоял в сторонке, оставив их относительно наедине. Этан заглянул Никки в глаза:

– Ну что, приготовилась?

– К чему?

– А вот к чему!

Он задрал футболку и показал ей четыре серебристые буквы. Никки тихонько ойкнула, сделала пару шагов назад и несколько секунд молча разглядывала эти знаки.

– Круто, – наконец проговорила она с каким-то оторопелым восхищением.

– Появилось, и все, само по себе, – сказал он. – В автобусе все время чесалось; возможно, тогда и появилось. Я вот что хочу спросить… ты говорила, один твой друг учился на тату-мастера… да?

– Да.

– Думаю, ты у него смотрела всякие альбомы с татуировками и все такое? Там, случайно, ничего подобного не видела?

– Ну… может быть. Помню, он показывал мне… типа… старинное написание наших букв. Совсем старинное, древнее. Но такого, как это… нет, не помню. Вон та буква похожа на «R».

Солдат стал тихонько подвигаться поближе, очевидно испытывая любопытство и желание взглянуть самому. Этан опустил футболку.

– И совсем не болит, – сказал он. – Но они немного как бы припухли, словно это ожог.

Вдруг где-то внутри его будто что-то треснуло и разломилось, и он испугался: не хватало только на глазах у Никки с охранником упасть и развалиться на части. Он опустил глаза в пол… Не сразу ему удалось стряхнуть это чувство и снова прийти в себя.

– Небось думаешь, теперь я совсем ненормальный, так, что ли? – с горечью сказал он.

– Оливия и все остальные тоже об этом знают? Поэтому к тебе приставили охрану, да?

– Угу.

– Ты прости меня, – сказала она. – Мне жаль, что я не могу помочь.

– Ничего страшного, – пожал плечами Этан. – Что поделаешь, такова жизнь. Так говорила мне мама, когда у меня портилось настроение.

Он неожиданно вздрогнул: надо же, вспомнил… даже мамин голос вспомнил. «Такова жизнь». Назвала ли она его по имени? Да-да, назвала. Но как же оно, на языке вертится… Увы, вспомнить он так и не смог.

– Послушай, Никки, – проговорил он, чуть ли не задыхаясь, – не знаю, что во мне происходит и каким я буду потом, но клянусь тебе… клянусь, что всегда был нормальным парнем. Я – человек. Был человеком то есть. А теперь… что же я такое?

Столько страдания было в его голосе, что Никки не удержалась и шагнула к нему. И приложила палец к его губам:

– Ты обязательно это поймешь. Главное, чтобы это не вышибло тебя из седла. Я верю в одно… какой бы ты ни был, ты на нашей стороне.

Он благодарно кивнул ей. Никки отняла палец, и ему показалось, что на губах его остался ожог.