Крис Райт - Полая гора

Рев опустился на жесткую металлическую скамью. В тот же миг единственный обитатель часовни шагнул вперед.

— На службе Его, — произнес человек.

— Во веки веков, — ответил Рев.

Некоторое время они молча созерцали штандарт. Глаза незнакомца были затянуты молочно-белой поволокой катаракты. От него исходил слабый, едва заметный запах мертвой плоти, а просторная серая ряса не могла скрыть болезненной худобы.

— Тебя давно здесь не было, капитан. — Он решился первым нарушить молчание.

— Да, Хайнвульф. Очень много работы, — ответил Рев. — Как здоровье?

— Я пока еще могу выполнять свой долг. Я молюсь о том, что моих сил хватит, чтобы вершить Его волю еще какое-то время.

— Как и все мы.

— У тебя появились вопросы.

Рев кивнул. Жрец извлек из складок мантии грязный пергаментный свиток и протянул штурмовику.

— Тут имена, которые могут заинтересовать твоего господина. Как обычно — кто-то проболтался на исповеди о себе или в отчаянии обвинил другого. Как знать: может, кто-то из них и правда виновен.

— Ты заметил, что в последнее время стало… хуже?

— А, ты тоже это чувствуешь? — Хайнвульф усмехнулся и развернул к Реву вытянутое пепельно-белое лицо, наполовину скрытое под капюшоном. — Каждую ночь пророки в этих стенах предвещают пришествие Конца Времен. Раньше я им не верил.

— А сейчас?

— Возможно, к ним стоит прислушаться.

— Инквизитор Кроул извиняется, что не смог прибыть лично. — Рев убрал свиток в сумку. — Он занят важной работой и просит передать свою благодарность за помощь в нашем деле.

— Кроул — хороший человек.

— И у него есть один конкретный вопрос.

— О, правда?

— Тебе знакомо имя Айдо Глох?

— Головорез Квантрейна. Да, знакомо. — Хайнвульф зашелся хриплым кашлем.

— У него есть нужная нам информация, — сказал Рев. — По какой-то причине не получается его отыскать. Он приходил?

— Нет, я уже давно его не видел, — покачал головой священник.

— Знаешь кого-нибудь, кто мог бы помочь с поиском?

— Но ведь это ваша работа, разве нет? Если уж даже вы не можете найти коллегу, то мы — и подавно.

— Тогда я попрошу тебя помочь нам и глядеть в оба. Ты знаешь, как со мной связаться.

Хайнвульф закутался в рясу, будто пытаясь спрятаться в ней поглубже. В часовне было холодно, а чадное пламя свечей совсем не грело.

— Могу я спросить, зачем вам это? Возможно, мне стоит начать волноваться, если ваши внутренние распри доберутся до наших мест.

— Все в порядке.

— Вот теперь я действительно начал волноваться.

Рев поднялся со скамьи и почтительно поклонился алтарю. Он испытывал глубокое уважение к Милитарум.

— Надеюсь, Он пошлет вам достаточно сил, святой отец.

— Есть одна женщина… — произнес Хайнвульф, глядя в глаза капитану. — У меня есть осведомительница на фабриках Морданта. Она надежная. Помнишь те банды торговцев органами, которые вы накрыли три года назад? Информация пришла от нее. Раньше мы часто беседовали, но в последнее время она притихла. Я бы и сам занялся этим вопросом, но обязанности не позволяют покинуть храм.

— Как это связано с Глохом?

— Она поставляет данные и ему. Конечно, ей не хотелось, чтобы я об этом проведал, но ты же знаешь, как работают сети информаторов: один сказал, другой услышал — осведомлены все. У Квантрейна не так много ресурсов в Сальваторе, поэтому, думаю, она для них представляет определенную ценность. Если хотите отыскать его, то, возможно, стоит начать с нее.

— А имя?

— Элия Рудекер. Работает техником на производстве пергамента для писарских домов. Ловко обращается с ножом.

— Благодарю. Я с ней свяжусь. — Рев кивнул и двинулся к выходу.

— Знаешь, что за гимн они сейчас поют там, наверху? — спросил Хайнвульф, глядя вслед гостю. — «В ночь приходящую вера моя да не ослабнет».

— А она действительно не ослабнет, святой отец?

— Я не знаю, — вздохнул Хайнвульф. — Что-то грядет, капитан. Возможно, гимн правдив лишь наполовину.

Рев замялся. То ли это была неудачная попытка пошутить, то ли повод для беспокойства. Жрецы Бога-Императора не обладали иммунитетом к скверне. И все же Хайнвульф всегда был разочарованным в жизни пессимистом: его участью был уход за алтарем забытого полка в забытой часовне. Иногда слабость — это просто слабость, которая не стоит внимания.

— Осторожнее со словами, жрец, — сказал Рев, выходя в коридор. — Не все на Терре такие же терпеливые, как я.

Конечно, нужно уметь забывать.

Эти слова были девизом Хальда Ревре уже долгое время, и он по опыту знал, что в них кроется истина. Выживание на Терре очень сильно зависело от незнания . Любая информация заключала в себе огромную опасность. Если ты знаешь, что вон тот мужик — еретик, эта барышня торгует запрещенным товаром, а чиновник в конторе за углом берет взятки больше и чаще, чем готовы терпеть надзорные органы, то сразу становишься соучастником в их темных делишках и, соответственно, попадаешь под прицел. А может, эти еретики, контрабандисты и коррумпированные чиновники были не тем, чем кажутся на первый взгляд, а частью чего-то большего — и тогда все становилось еще хуже. Такая цепочка связей могла тянуться и высоко вверх, и глубоко вниз. В общем, всегда лучше ничего не знать. А если, несмотря на все приложенные усилия, информация все же нашла дорожку, нужно уметь забывать.

Но, к сожалению, учитывая специфику профессии, для Ревре это было невозможно, и потому приходилось находить компромиссы.

Он направил боевой челнок модели RE-4X «Кондор» вниз, сквозь грязные облака, лавируя среди потоков раскаленного воздуха в пространстве между шпилями. Улицы — по крайней мере ту их часть, которую было разглядеть за серой пылевой завесой, — завалило мусором после Сангвиналы. Пройдет еще несколько недель, прежде чем собиратели из тоннелей растащат все красные ленты, обрывки вуали, молитвенные буклеты и прочий сомнительный хлам, который может пригодиться только отчаянно нуждающимся или неистово верующим.

Ревре вытер лоб тыльной стороной ладони. В кабине было жарко и влажно. Воздух после окончания празднеств будто бы стал более плотным и сальным. Эньи, писец из соседнего кабинета, жаловалась так часто, что получила выговор от начальника секции. Патрульные офицеры, если верить слухам, говорили о волнениях там, где никто не ожидал. Людям не нравились растущая температура и перебои в работе рециркуляторов воздуха. В жару было сложнее усмирить кипящее недовольство и удержать человечество под крышкой власти. Если бы Ревре захотел, то мог бы задать кое-кому кое-какие вопросы, но он не хотел. И, соответственно, не задавал. Нужно уметь забывать.

Посадочная площадка — темный металлический восьмиугольник, едва заметный в грязной дымке, — манила к себе мерцающими огоньками. Яркие вывески вспыхивали и гасли со всех сторон, сверху и снизу. Большинство из них были на религиозную тематику, некоторые имели отношение к технике безопасности, и лишь исчезающе малый процент принадлежал торговцам. Галаганда никогда не славилась богатством, несмотря на близость к Залам Правосудия. То, чем занимался Ревре, было проще делать среди бедняков. Как бы ни развивалось человечество, некоторые вещи оставались неизменными независимо от климата, времени года и эпохи.