Борис Конофальский - Оазисы

Тот случай он вспоминал с горечью и досадой. Он морщился как от чего-то мерзкого. Понятное дело, кому приятно вспоминать свою откровенную глупость и свой самый яркий позор? Хорошо, что об этом случае почти никто ничего не знал. И теперь он был рад, что отвязался от Людмилы. Пусть она так и осталась сидеть недовольная в «Столовой». Ничего, посидит, а на её недовольство ему плевать. Да будь она хоть трижды красавицей, он с ней никаких дел иметь не будет. Ни любовных, ни денежных.

Так, размышляя, он прошёл километр по жаре, не встретив ни единой души на дороге. Горохов остановился, взглянул на компас, взял направление восток-восток-юг, сошёл с дороги и пошёл вдоль невысоких барханов.

Нельзя отвлекаться, нельзя задумываться, когда уходишь в степь. Ни на секунду нельзя, даже если эта степь – соседний с городом низенький бархан. Тут уже может поджидать опасность. А он от жары, наверное, или от недосыпа совсем потерял бдительность.

И вздрогнул, когда с шумом и раздражённым криком, с хлопаньем крыльев из тени бархана рванул на восток здоровенный козодой – самая большая из летающих и самая вкусная птица в степи. Куда там дрофе. Горохов посмотрел ему вслед, даже поднял обрез, но это так, для вида. Птица была уже далеко. Мог бы сегодня отужинать по-королевски, но проспал удачу.

Он вздохнул, стянул с лица респиратор, потёр подбородок, поправил на плече корф с сетью и стойками и пошёл дальше.

Он не прошёл и ста метров, как ему пришлось остановиться, чтобы прислушаться. Кажется, он слышал звук. Он прошёл ещё несколько шагов, стараясь ступать как можно тише. Нет, ему не казалось. Он слышал монотонный гул. И этот монотонный гул он не перепутал бы ни с чем. Он был такой низкий и тяжёлый, что проникал в голову даже не через уши, а через кожу, через одежду… Просто проникал внутрь тебя с низкой вибрацией и оставался в голове, вызывая волнение, близкое к панике.

Геодезист скинул корф с сетью на песок. Он знал, что это. Он пошёл на звук, стараясь не шуметь. Даже песком не скрипеть, забираясь на бархан. Оружие тоже можно было оставить на песке. Если он прав, то толку от оружия не будет никакого.

Геодезист забрался на самый верх двухметрового бархана, он был самый высокий в окрестности. Забрался и присел, всматриваясь в сторону, откуда исходил этот низкий звук. А звук так шёл и шёл, не меняя частоты и уровня. Горохов увидел то, что и должен был увидеть.

В небольшом бархане, длинном, но невысоком, чернела нора. Нора или дыра – не важно, дыра была такая, что кулак взрослого мужчины легко мог туда проникнуть внутрь. Только одно существо могло копать норы в барханах, и это существо было опаснее сколопендр, опаснее белых пауков или величественных варанов. Паука нужно просто заметить и раздавить, сколопендру опередить, как и варана, их можно пристрелить. А от этого «зверя» не отстреляешься, не отмашешься.

Пустынная оса. Тварь в палец длиной, с жалом в сантиметр, которое проходит через любую одежду. Теперь он только хотел выяснить, что это за оса – простая полосатая или белая. Белёсая, почти прозрачная тварь наводит ужас на оазисы за рекой. От пяти укусов полосатой твари человек впадал в полусон. От пяти укусов белой осы человека вытягивала в струнку тяжкая нескончаемая судорога, от которой у него лопались даже сосуды в глазах. А пока человек был без сознания, матка ос откладывала в него яйца, а заодно он становился кучей корма для всех остальных. Осы были охотниками. Они единственные существа в степи, которые могли рыть норы в барханах. Они склеивали песок слюной, чтобы не осыпался, и месяц жили в такой норе, в том месте, где водилась пища. Потом они летели в новое место, оставив у почти обвалившейся дыры в песке пару скелетов. Там могли быть и сколопендры, и вараны, и дрофы, и люди. Горохов дважды находил скелеты людей у таких заброшенных нор. Слава Богу, оба раза это были дарги.

Ему повезло, что он пошёл по самой жаре, когда мерзкие насекомые начинают охлаждать своё жилище, гоняя крыльями воздух у входа в нору. Вечером и ночью они сидят беззвучно. Они охотятся. Нет, они и днём охотятся, им всё равно, когда убивать, но днём у тебя есть шанс услышать их раньше, чем они тебя. Только одно существо в степи их не боится. Как раз такого он и спугнул. Надо было сразу догадаться, что осторожный козодой не просто так сидит рядом с городом.

Отсюда он не мог рассмотреть, что за оса поселилась в бархане. А ближе он подходить не собирался. Белая, полосатая – какая разница, нужно было сообщить властям. Приставу? Да-да, он уже сообщал этому крутому мужику, что на дюне дарги устроили лёжку. Ладно, его дело маленькое, он скажет, а там пусть сами решают, что делать с роем.

Горохов слез с бархана, нашёл свой корф с сетью и пошёл дальше на юго-восток искать столб номер сто шесть.

На барханах начали появляться сети. Он издали их видел. Да, тут места саранчовые пошли. И столбы с цифрами на них стали появляться. Столбы были старые, стоящие вкривь да вкось, а сетей становилось всё больше.

Он сначала нашёл сто третий столб, потом сто седьмой, немного подумав и побродив чуть-чуть по всё ещё раскалённым барханам, он нашёл нужный ему бетонный столб с облупившимися цифрами «106». Место у бабки было неплохое. Хорошее место, пыли вокруг больше, чем песка, а значит, и тли будет много, а рядом с тлёй всегда много саранчи. Он начал ставить сеть на самом длинном бархане, что тянулся с запада на восток. Старался, ну, насколько позволял рука, штанги загонял в песок поглубже, чтобы сеть не вырвало вечерним зарядом. А то, что тут в сумерках бушует ветер, у него сомнений не было. Рядом озеро. Хоть и испарений из-за поверхностного слоя амёб от него мало, но перепады температур и давления тут существенные. Резкие порывы ветра по вечерам тут весьма вероятны.

Горохов сделал всё на совесть. Сеть была натянута на штанги хорошо. Саранча к утру будет. Осмотрев работу, хотел уже уйти, да увидал двух мужичков. Тоже в жару припёрлись сети ставить.

Они ему помахали. Он ответил. Сошлись, поздоровались, познакомились, закурили.

– А мы думаем, кто такой? Опять полынью промышляет кто-то? – Говорил один из них, тот, что постарше.

– Да нет, сеть поставил, бабка Павлова меня попросила, сказала, что бесплатно переночую у неё за это.

– А, ну да, сто шестой – это Володьки Павлова покойного участок. – Согласился второй.

– Её, её участок, – кивал первый.

– А мы издали смотрим, что не наш человек, думали, полынь опять. А она тут и не растёт.

– А где растёт? – Спросил Горохов.

– Севернее, ближе к озеру, если уж интересуетесь.

– Да нет, не интересуюсь, я на буровую иду мастером. Уже и договор подписан.

– Ну, раз не интересуетесь, так на север от дороги лучше не ходите, там отбитые ошиваются. Застрелят за понюх полыни.