Владимир Корн - Волки с вершин Джамангры

— А конь у вас действительно знатный, господин. Уж поверьте мне, я-то в них разбираюсь: всю жизнь среди лошадей.

«Нисколько не сомневаюсь. И с тем, что ты в них разбираешься, и что мой Рассвет действительно хорош». И еще мне было стыдно за непонятную даже для самого себя выходку, доставившую всем столько хлопот.

В Ландар я возвращался в самом что ни наесть препаршивейшем расположении духа. Покоя ему захотелось. Кто тебя туда звал! Приехал, нарушив привычный уклад жизни, и ради чего? Со шпагой, одна рукоять которой стоит половину пасшегося на другой стороне реки табуна. И на коне, ценой в другую его часть. Хотя, если вникнуть, что у меня есть? Только они, да пара превосходных седельных пистолетов. Ну и еще честь, вот и все. К тому же Рассвет достался мне не совсем честным путем. Ну не может он стоить столько, сколько я за него отдал, и его продавец нашел меня сам. Отсюда вытекает — неизвестный доброжелатель оплатил львиную часть стоимости жеребца. Хотя так ли он неизвестен, и кто им может быть, кроме отца Клауса?

С честью тоже не все так, как хотелось бы. Нет, усомниться в моей не позволит себе никто. Разве только ради того, чтобы послать мне вызов. Но для чего-то же она нам дана? Когда-то давно, когда она появилась, наверняка ведь ей предстояло выполнять какую-то задачу? Такую же благородную, как и представление о ней? Вряд ли она возникла лишь по той причине, что необходимо прикалывать язык к нёбу за каждое непонравившееся тебе слово, а в подавляющем большинстве случаев именно так все и происходит. «Честь — это прежде всего долг», — как утверждают, слова принадлежат Пятиликому. И даже если его нет, и никогда не было, откуда-то же они взялись? Но ведь и долг — понятие неоднозначное, им может быть и долг перед булочником, и перед родиной, а они никак не могут быть равны.

Когда мы подъезжали к дому бургомистра Ставличера вечерело, и на небе появлялись первые звезды. Улицы Ландара были запружены людьми настолько, что мы едва между ними протискивались. Вокруг нас смеялись, пели песни нестройными хорами, и по всему городу царила атмосфера ненатужного, искреннего веселья.

«Прав Огюст, — глядя по сторонам размышлял я, — городской бюджет пополнится значительно. И вот ведь еще как бывает — на западе провинции волнения, а здесь до них никому дела нет. Хотя вряд ли люди живут богаче».

— Евдай, — спешиваясь, и отдавая поводья, сказал я наемнику. — Извести Стаккера, чтобы выставил у моих дверей человека. И чтобы ни на шаг! Да, напомни, завтра выступаем.

Курт наверняка не забыл, но пусть удостоверится в том, что в моих намерениях ничего не изменилось. Бурчал голодный желудок, но куда больше хотелось спать.

— Если не случится ничего экстраординарного, даже не вздумайте будить.

Страж — мера для того чтобы мой сон никто не потревожил. В том числе и Тереза, которой может взбрести в голову навестить. Наверняка она побоится огласки, завидев у двери моей спальни караул.

— Хорошо, сарр Клименсе, — кивнул тот.

Евдай мне нравился еще и тем, что ни разу от него я не слышал слово «господин». Ни в свой адрес, ни в любой другой. Убеждён, случись невероятное, и ему придется разговаривать с самим королем, вряд ли тот дождётся всех тех почестей, к которым привык.

— Выставить караул, никого не впускать, завтра выступаем, — повторил Евдай. — А как же…

— Как-нибудь в другой раз.

Провести полночи в толпе на площади в надежде увидеть появление того, в существовании которого веришь постольку-поскольку, если веришь вообще, не хотелось до одури.

— Глядишь и другим больше времени останется для просьб.

Евдай шутку мою оценил. У них в степях верования совсем другие, и Пятиликому места в них нет. Богов у его народа много, все они суровы и жестоки, потому, наверное, и сами они такие же.

Проснулся я от духоты. Что было понятно: перед тем как рухнуть на постель, плотно прикрыл створки окон, и даже задернул портьеры, чтобы доносившийся с улиц Ландара гвалт не мешал. Открыл их полностью, с удовольствием подставил лицо ночной свежести, посмотрел на небо, восточный край которого начал алеть, а значит, до рассвета недалеко.

— Согласен, в комнате душновато, — раздался за спиной веселый спокойный голос.

Он заставил меня обернуться так резко, как только смог. Чтобы сразу увидел его источник — в кресле, рядом с которым примостился небольшой круглый столик с кувшином воды, парой бутылок ежевичного вина, вазой с цветами и несколькими бокалами, сидел человек. Он улыбался располагающей улыбкой, что совсем ничего не значило. Странное дело — в комнате, несмотря на распахнутые шторы, должно было оставаться темно, но, тем не менее, я смог разглядеть и его, и все остальное. Что успокаивало — оружия у незнакомца не было видно, а руки пусты.

— Кто вы?

— Ночной гость, судя по всему.

В логике ему было не отказать.

— Давно ждете?

— Смотря что именно подразумевать под этим понятием.

— Под каким именно? «Давно» или «ждете»?

Мой гость явно не намеревался меня убить. Иначе, зачем ему было все усложнять, ведь он наверняка застал меня спящим? Единственное — как он сюда проник? Согласен, на входной двери нет ни малейшего намека на запор, не говоря уже про замок, но ведь за ней обязательно должна быть стража.

Которая находилась на своем месте, в чем я тут же убедился, едва приоткрыв дверь. Соплеменник Евдая, а их у Курта Стаккера трое, завидев открывающуюся дверь, а следом и меня, кивнул. «Мол, я здесь, не перестаю бдить, и лицо у меня не заспанное, сами можете убедиться». Тем более кресло, в котором сидел страж, и из которого при моем появлении даже не вздумал подняться, было поставлено так, что перекрывало половину дверного проема. А вторую — его вытянутые ноги, закинутые одна на другую.

«Непременно, мой неожиданный гость — очередное наваждение, морок, галлюцинация. И мне не стоит удивляться, если он вдруг исчезнет, если еще не исчез», — думал я, закрывая дверь.

Но нет, ничего в комнате не изменилось. Визитер по-прежнему сидел в кресле, удобно в нем откинувшись.

— Хотите вина?

— Не люблю ежевичное, — отказался он. — Не то чтобы сам вкус, но возникающие с ним ассоциации.

Обе бутылки были темного стекла, укупоренные пробкой и сургучом, и на них не имелось даже намеков на этикетки. С другой стороны, не мудрено и угадать — Ландар и его окрестности им славятся. Где-то не столь далеко отсюда, в предгорьях, настоящие ежевичные поля.

— Наверное, вас привели сюда какие-то причины, — находясь к нему спиной, поинтересовался я, высекая огонь, чтобы зажечь свечи.

— Знаете, без всякой особой цели, немного поболтать.

Огонь мне удалось добыть после единственного удара кресалом по огниву, хотя обычно их необходимо не меньше пяти, с моими-то навыками. Свечей в подсвечнике было три, их все я и подпалил. На вид гостю можно было дать не больше восемнадцати. Вьющиеся темные волосы длиной до плеч, небольшая аккуратная бородка, и полностью гармонирующие с ней усы. Такой стиль называется «ройал». Нос с едва заметной горбинкой, глаза редкого янтарного цвета, не полон и не худ, словом, вполне располагающая внешность. Рост? Судить достаточно трудно, но не карлик и не великан.