Андрей Валентинов - Нестор [litres]

– Так точно, господин старший надзиратель!

– Во! А теперь слушай. Раз ты третья категория, то камеру твою запирать не будем…

Вначале Александр решил, что послышалось. Как так? Это же тюрьма! Громила ухмыльнулся.

– А куда побежишь? До первого поста? Так вот, камеру не запираем, но выходить можно только по сигналу. Загудит, сразу услышишь. Оправка утром и вечером, прогулка – или если начальство распорядится.

Оглянулся, бросил взгляд на пустой коридор и уже шепотом, хоть и громким:

– А еще чтобы ты вовремя выбежать успел, если чего неправильное увидишь. Только не спрашивай, все равно не скажу. А как увидишь, сразу в коридор – и ори! Не накажу, напротив, чаю с сахаром дам, чтобы успокоился. Понял?

Посмотрел прямо в глаза.

– Вижу, не понял. Ну, тогда я тебе просто совру для пущей ясности. «Колумбию» в 1933-м штурмовики Рёма под себя подгребли, а через год вместо них СС пожаловали. Что тут они творили, точно не знаю, но есть байка, будто ходит призрак кого-то из умученных – из камеры в камеру, прямо сквозь стены. Не веришь?

Белову вспомнилась канцелярия. «Так ведь там, на четвертом…»

– Никак нет, господин старший надзиратель. Не верю.

В ответ – тяжелый вздох.

– Вот и я не верю. Но если что, ори погромче.

Хлорки прибавилось. В камере ею тоже несло, правда, в демократической смеси с карболкой. Стены в свежей побелке, решетчатое окошко под самым потолком, железная койка – и жестяная кружка на ней. В углу, как полагается, ритуальный сосуд, именуемый в отечестве женским именем. Собственно, и все. В книжке Биллингера стены были густо исписаны, но здесь ни царапины. Озаботились, причем не так и давно. Портить стены правила запрещают. А что еще запрещают?

Он присел на твердое железо, поглядел в мертвое око «глазка». Да, считай, все, даже лечь на койку до отбоя нельзя. Но это правила. Биллингер писал, что подпольщики вышли с ним на связь буквально на следующий день. Только кто ему, замполитрука Рабоче-Крестьянской, весточку передаст? Советское посольство – или батальонный «молчи-молчи»?

Издалека донесся гул самолетных моторов. Темпельгоф… Александр скользнул взглядом по зарешеченному оконцу и с удивлением понял, что уже вечер. А еще говорят, в неволе время идет медленно! Сбросил пиджак, уложил рядом, шевельнул губами:

Тоже Багрицкий, но другой, Всеволод Эдуардович. Сева… Маленький, смешной, какой-то весь несуразный.

– Александр Александрович, я должен вас предупредить. Я должен… Вам лучше уехать, Александр Александрович, причем как можно скорее…

Вот он и уехал.

Руки раскинуты, словно при затяжном прыжке с парашютом, но воздух не свистит в ушах, не бьет в лицо. Она не падает, плывет. Внизу огни, несть им числа, а над головой бледные вечерние звезды.

Берлин. И «черепаха» над Берлином. Упрямая маленькая черепашка.

Баронесса Ингрид отпускать не хотела, даже грозила пожаловаться самому Харальду Пейперу. Есть правила конспирации, а еще есть риск, разумный и не очень. Какие гарантии, что нет засады?

Соль не спорила, соглашалась. Никаких гарантий, кроме слова приора Жеана. Отец в этом человеке уверен. Даже объяснил почему. Наибольшую выгоду от сотрудничества с Клеменцией получили летчики. Разрыв лишает их слишком многого, хоронит все надежды. К тому же тот, к кому она летит, рыцарь, причем не по рождению, а по чести, обретенной на поле боя.

По телефону назвали время. Сама Ингрид и звонила из автомата. Если меньше тридцати секунд, разговор засечь не успеют.

Дожди ушли, над огромным шумным городом – чистое весеннее небо. Лететь совсем легко. Во-первых, отдохнула, а во-вторых, никуда не спешит. Два дня изучала план города, намечая ориентиры. Не собьется!

Центр позади, внизу темное пятно – знаменитый парк Тиргартен, а ей дальше на север. Почти сразу за парком река, от нее и следует начинать поиск.

Дни в тихой квартире не прошли даром. Появилась уверенность, которой так не хватало раньше. Приказ четок и ясен, она его выполнит. Что многого не понимает, не страшно, солдат из окопа видит не всю войну, а лишь малый участок поля, отделяющего его от врага. Но это его поле. А здесь, над спокойным вечерним Берлином – ее небо.

Автор песни прав и не прав. Соль не любила войну, на Клеменеции за оружие брались в последний раз больше века назад, во время последнего мятежа «нечистых». Пролитая кровь образумила почти всех, с тех пор планета живет под мирным небом. Но если это мирное небо надо защитить? А чем именно, дипломатией или «тяжелыми системами», решать не ей, ученице седьмого класса.

Вот и река. Дальше просто, на северо-запад до большого моста. А там уже рядом.

Вдали мелькнули самолетные огни. Наверняка с Темпельгофа. Соль помахала летчикам рукой. Не увидят, но…

Счастливого полета!

Генерал-инспектор. – Подследственный. – Odbor Pravih. – Аббат Фариа. – Доктор Отто Ган. – На выход с вещами. – Высота – тысяча метров.

Уже на балконе, крепко встав на ноги, она поглядела на светящийся белым фосфором циферблат. Не опоздала, минута в минуту. Даже успела облететь дом, не заметив ничего опасного. Конечно, это мало что значит, засада может ждать в квартире.

Легкий холодок у сердца. Засада? А сейчас увидим! За балконным стеклом неяркий электрический свет, дверь не заперта, только за ручку потяни.

Она расстегнула кобуру и распахнула дверь.

– Добрый вечер!

Человек, сидевший за столом, пружинисто встал. Одернул теплую домашнюю стеганку, шагнул вперед.

– Добрый вечер! Рад встрече, камрад!..

Соль не удивилась. Сейчас она лишь темный силуэт на фоне балконной двери. Удивится хозяин, когда поймет, кого ему прислали.

– Проходите! Ради такого случая выпросил у командования исключительно редкий коньяк…

Не договорил. Соль, сняв шлем, поправила коротко стриженые волосы, улыбнулась.

– Мне бы лучше мороженого.

Генерал-инспектор Люфтваффе Эрнст Удет протянул руку.

– Будет! Сейчас же позвоню в ближайший ресторан. Кстати, на фронт я попросился в семнадцать.

Почти одного роста, она даже чуть выше, но сразу понятно, что разница между ними – целая жизнь. Она только начинает свою войну, он отвоевал одну, а сейчас готовит другую. Крепкий плечистый мужчина в летах и девочка-подросток, маленький солдат и генерал-полковник.

– Соланж или просто Соль. Я много ваших фотографий видела, господин генерал. Военные, где вы совсем…