Комбат Найтов - Королевская кобра [litres]

Западный фронт, Ржев – Думиничи,

2 декабря 1941 года

Генерал Баранов перешел Волгу через час после выхода нас к реке. Лицо в пороховой копоти, помогал с той стороны быстрее завершить деблокирование. Крепко пожал Василию и Шпиллеру руки.

– Молодцы, но немцы сейчас даванут с той стороны, а у меня слезы с боеприпасами и топливом.

– А зачем мосты грохнули?

– Вот он их взорвал, ему, видите ли, приказали! Козлы! – генерал злобно пальцем ткнул в сторону человека в шикарном монгольском белом полушубке.

– Что делать будем, командарм? Не вернуть этого! Мне приказал комиссар третьего ранга госбезопасности Цанава, вопрос был согласован со Ставкой.

– Да они мою армию списали, и на Челышева дело завели, что тянет с деблокированием. Знаю! А то, что за мной надо пехоту пускать и расширять прорыв, на это у них мозгов не хватило. Что делать: не знаю. Где эшелоны, мужики? От них что-нибудь осталось, или все пожгли и повзрывали?

Василий глянул на часы:

– Минут через семь будут, товарищ генерал. Надо пехоту через речку пустить и передавать снаряды по цепочке. И начать делать ледовый мост, но это долго. Что делать с топливом – не знаю.

– Он никогда ничего не знает, шо касается снабжэния. На станции, у восточной горловины, на запасных путях стоит пожарьний поезд! А он – не знает, шо делать! Головой надо думать, а не задницей, Вася! – с одесским акцентом сказал Иосиф Борисович.

Василий радостно стукнул его по плечу, он поезда не видел, шел по левому флангу.

– Ты слышал? – спросил начальника особого отдела армии командарм.

– Слышал, конечно!

– А чего стоишь? Марш на тот берег и гони к мосту цистерну. Накуролесил, так исправляй! Бегом! А ты, Йося, на этом берегу командуй. Давай, давай!

Василий с удовольствием показал язык Борисычу, за что и поплатился. Виктор Ильич поставил его командовать переброской боеприпасов через Волгу. А сам залез в «01-й», чтобы связаться с командованием. Вместе с ним в танк залез и его неизменный адъютант, он же радист, Саша Архипцев. На той стороне реки принимали снаряды, которые освобождали от упаковки на этом берегу, так быстрее. Шесть шеренг красноармейцев передавали из рук в руки тяжелые унитары по одному, их тут же грузили в люки подъезжавших танков и в кузова грузовиков. На той стороне вновь начался бой, которым генерал руководил из «01-го». Армия, которую уже списали, восстанавливала свои силы. Через Волгу по льду протянули резиновый шланг с одного берега на другой, и на ту сторону пошел соляр, заполняя железнодорожную цистерну. От нее уже тянулись шланги, куда переливалась «кровь армии». Топливозаправщики тотчас отъезжали к ротам и батальонам на северном участке обороны города. Наводчики уже пятые сутки крутили башни и орудия вручную, скупо выпуская последнюю укладку боезапаса в наступающую пехоту противника. Как только началась смена машин на том участке фронта, генерал вылез из «01-го». Ласково погладил его по броне, тронул траки: «Спасибо тебе, машинка. Не дала сгинуть понапрасну». И принялся подгонять уже уставшие шеренги. Снаряды были очень тяжелые, а пехота к такой работе не привыкла. Через три часа по «ледовому мосту» прошла первая полуторка.

– Василий Иванович! Заканчивай со снарядами, разгрузить по три машины продовольствия на тот берег, и шабаш! Всем по стакану водки и огромное спасибо. – Генерал до земли, широко махнув рукой, поклонился красноармейцам.

– Служим Советскому Союзу! Ура-а-а, ура-а-а, ура-а-а! – донеслось с реки.

– Город мы отстояли, Вася. Теперь предстоит отстоять самих себя. По машинам! Нас вызывают в Волоколамск.

– Вас понял, Виктор Ильич.

– Сейчас подъедет Борисыч, на его машине и рванем.

– Нет, товарищ генерал, я без «малышки» не поеду. Во-первых, можем не доехать, а во-вторых, требуется показать: почему мы дошли, и чем уничтожили ваши опорные пункты. Меня тут финны снабдили отличной «Лейкой», кое-что я поснимал, а основное – вот в этом ящике лежит. Без этого нам «капут» будет. И вам, и уж тем более мне. Дело, говорите, завели? Дело – это серьезно! И ради этого «дела» кто-то приказал грохнуть мосты. И я знаю, почему!

Виктор Ильич пожал плечами, хотел разузнать, что за хрень лежит в ящике, и какого хрена так изуродовали «малышку», приварив намертво какую-то сетку.

– Виктор Ильич, вот этого вам знать пока не надо. От слова «совсем». Вы действовали так, как предписывалось начальством, и строго выполняли действия по защите коммуникаций при прорыве. Всё! Стойте на этом. Тем неожиданней будет мой удар по войскам охраны тыла. Ну, правда, если генерал Федоренко выполнил мою просьбу сильно об этом не распространяться.

– Ты зря на него надеешься.

– Не думаю. Ему требовалось во что бы то ни стало спасти армию. Он имел поручение Ставки и персонально отвечал за это, если не головой, то креслом. Меня он с направления не снял и четко выполнял то, что от него требовалось. Все, что бы мы ни просили. Он видел, что мы продвигаемся вперед, зачищая фланги и постоянно продвигая составы со снабжением вперед. Охрана составов была важнейшим назначением операции. Рвануть состав с боеприпасами – это же раз плюнуть. В общем, Виктор Ильич, я сам себя буду защищать. «Буду бить сильно, но аккуратно!» Графики движения у меня есть, и там видно, что составы к вам должны были поступить на сутки раньше окружения.

– По плану – да, но они не пришли.

– И я знаю, почему! – хитро улыбнулся Василий. – Вот пусть и разбираются с теми, кто это сделал, а не с нами.

– А ты где взял графики?

– Трофеи. В Княжьих Горах и в Бартеньево.

– А чего ты в этих бумажках копался?

– А интересно было: почему вы в окружение попали, чтобы больше такое не повторялось.

– А откуда знал, что нужно искать?

– Так я ж последний месяц наступал по железной дороге, вместе бронепоездом, так что всю эту кухню энкапээсовскую хорошо знаю, и куда они копии всего складывают для сожжения, тоже. Станции взяли внезапно, так что документы сохранились, печку ими протопить не успели.

В этот момент подъехал Шпиллер, взяв с собой первый взвод, тронулись по направлению к Волоколамску, останавливаясь по пути в тех местах, где находились подбитые танки армии, и снимали это на пленку. Предстоял тяжелейший бой, и рассчитывать приходилось только на неопровержимые доказательства своей невиновности. С маленькой оговоркой: «Если позволят защищаться, а не назначат в качестве козлов отпущения».

Вновь здание вокзала в Волоколамске, его правое крыло. Куча «действующих лиц», даже тех, кого мы не звали. «Закладная записка» начальника особого отдела 1-й гвардейской танковой армии уже здесь, и даже размножена. Мужичок оказался с большой гнилью в душе. Хотел снять с себя ответственность за содеянное, вот и передал дословно слова генерала Баранова. Ну, само собой, начальство встало в позу: «За козла ответишь!», хотя мы и не на зоне, поэтому смысл в эти слова вложен совершенно другой. Ведут речь об антисоветской пропаганде, недоверии к высшему руководству, которое их, козлов, поставило руководить войсками. Ну и, кроме этого, что генерал Баранов не оправдал возложенного на него высокого доверия партии и правительства и сам загнал армию в окружение, так как действовал без оглядки на соседей. Больше всех разорялись генерал армии Жуков и комиссар Цанава. Федоренко сидел молча, выслушивая эти нападки. На его лице какая-то маска безразличия, видно было, что человек вымотался за эти дни до нуля. Даже прямые угрозы со стороны ораторствовавших, в отвратительном подборе кадров, его не волновали. Когда принесли заготовленный заранее клочок бумажки, который ему предстояло подписать, он склонил набок голову, посмотрел на набитые буковки и сказал: