Кристофер Паолини - По ту сторону звезд [litres]

– Верно. Нумериста Боба.

Фалькони не улыбнулся, не улыбнулась и Кира.

– Когда ты его проткнула, это сделала ты или Кроткий Клинок?

– Думаю, мы вместе.

Он выдохнул:

– Не знаю, это упрощает дело или усложняет.

Кире стало стыдно.

– Послушайте, это был несчастный случай. Такое не повторится.

Он глянул на нее искоса, внимательно:

– Уверена?

– Я…

– Неважно. Мы не можем допустить больше ничего подобного. Я не позволю, чтобы членов моего экипажа изувечили медузы, и уж точно не позволю это сделать твоему «скинсьюту» или как его. Ты меня поняла? – Он уставился на Киру.

– Поняла.

Ему этого оказалось недостаточно.

– Завтра навестишь Воробья. Поговори с ней. Будешь делать, что она велит. У нее есть идея, как научить тебя справляться с Кротким Клинком.

Кира неуверенно переступила с ноги на ногу:

– Не хочу спорить, но Воробей же не ученый-специалист. Она…

– Тебе и ни к чему академик, – нахмурился Фалькони. – Тебе нужны рамки, нужна дисциплина. Тренинг, вот что тебе нужно. Ты облажалась с нумеристом и на медузьем корабле тоже облажалась. Если не научишься держать эту штуку на коротком поводке, придется тебе сидеть в каюте безвылазно ради общей безопасности.

Он был прав, но тон его Кире не понравился:

– Когда мне тренироваться? Послезавтра мы покинем систему Лебедя.

– Но ты-то не будешь спать, – напомнил Фалькони.

– Ну да, и все же…

Глаза капитана полыхнули.

– Сделаешь что сможешь. Иди к Воробью. Разберись с этим дерьмом. Не о чем тут рассуждать.

У Киры по шее побежали мурашки, она расправила плечи:

– Это что, приказ?

– Если тебе нужен приказ – да.

– Это все?

Фалькони снова склонился над растением:

– Все. Можешь идти.

И Кира пошла.

После такого разговора Киру не очень-то тянуло общаться с другими членами экипажа. Ни по делу, ни за едой.

Она укрылась в своей каюте. Когда свет померк и дополненная реальность отключилась, это помещение показалось ей совсем уж голым, тесным, убогим. Кира сидела на койке, глядела на обшарпанные стены и не находила здесь ничего привлекательного. Ей хотелось обозлиться. И она злилась, но все же не могла винить Фалькони. На его месте она бы поступила точно так же. И все-таки она недоумевала, чем тут поможет Воробей.

Кира закрыла лицо руками. Отчасти ей хотелось бы верить, что нет ее вины ни в том, что она поддалась искушению и ответила на зов, ни в том, что воткнула шип в нумериста Боба, – что это чужь как-то повлияла на ее разум или даже действовала по собственной воле, либо по неведению, либо умышленно сея раздор.

Но Кира знала, что это не так. Никто ее не принуждал. В обоих случаях она, Кира, сделала именно то, что хотела. Валить свои поступки на Кроткий Клинок – это лишь попытка самооправдания, поиск легкого выхода из суровой реальности.

Кира тяжело вздохнула.

Но ведь не во всем она облажалась. Сведения о Посохе Синевы – безусловная польза, и Кира всей душой надеялась, что поняла верно: обнаружив посох, они поспособствуют желанному исходу войны. Но и эта мысль не заглушала гложущее чувство вины.

Кира никак не могла улечься и заснуть, хотя очень устала. Разум ее бодрствовал, был слишком возбужден. Она включила монитор в каюте и поискала новости с Вейланда (нашла только то, о чем упоминал Акаве), потом стала читать подряд все, что попадалось о жутях. Информации было мало. Они совсем недавно появились в системе Шестьдесят первой Лебедя и в других местах, их еще не успели толком изучить. По крайней мере, на тот момент, когда отправлялись достигшие Шестьдесят первой Лебедя сообщения. Так Кира просидела с полчаса, а потом на периферии зрения появилось сообщение от Грегоровича:

<���Экипаж собирается в столовой, коли пожелаешь присоединиться, о Шипастый Мешок с костями. – Грегорович>.

Она закрыла окошко с сообщением и продолжала читать.

Не прошло и пятнадцати минут, как ее напугали грохочущие удары в дверь. Снаружи раздался голос Нильсен:

– Кира! Я знаю, ты меня слышишь. Иди ужинать. Тебе нужно поесть.

Во рту так пересохло, что лишь с третьей попытки удалось облизнуть губы и выдавить из себя ответ:

– Нет, спасибо. Мне и так хорошо.

– Чушь! Открой!

– Нет.

Загремел, завизжал металл – повернулся вентиль в наружной части гермодвери. А затем открылась и дверь. Кира откинулась к стене и скрестила руки на груди, несколько обиженная. Она же, следуя привычке, заперла дверь личным кодом, чтобы к ней не врывались, хотя и понимала, что по меньшей мере половина экипажа справится с замком.

Нильсен вошла и смерила Киру раздраженным взглядом.

Кира заставила себя посмотреть ей в глаза – с вызовом.

– Пошли! – сказала Нильсен. – Еда остынет. Это всего лишь разогретый в микроволновке паек, но ты почувствуешь себя лучше.

– Мне и так хорошо. Я не голодна.

Нильсен несколько мгновений присматривалась к ней, потом закрыла дверь в каюту и – к удивлению Киры – присела в ногах койки.

– Нет, тебе не хорошо. Долго ты собираешься тут сидеть?

Кира пожала плечами. По поверхности Кроткого Клинка пробежала рябь.

– Я устала, только и всего. И никого не хочу видеть.

– Почему? Чего ты боишься?

Кира не сразу нашлась с ответом. Потом заявила резко:

– Саму себя. Ясно? Довольны?

Помощник капитана словно и не заметила ее дерзости:

– Ты облажалась, ну и что? С каждым случается. Важно другое: как ты будешь из этого выбираться. Прятаться от людей – не выход. Это никогда не помогает.

– Да, но… – Слова не шли с языка.

– Что – но?

– Не знаю, смогу ли я контролировать Кроткий Клинок! – вырвалось у Киры. Ну вот. Она это сказала. – Если я снова рассержусь, или разволнуюсь, или… не знаю, что может случиться, и… – Она смолкла, подавленная.

Нильсен фыркнула:

– Чушь! Не верю!

Растерявшись, Кира уж и вовсе не сумела ответить, а помощник капитана продолжала:

– Ты прекрасно можешь поужинать с нами и никого не убить. Знаю-знаю, инопланетный паразит и все такое. – Она хмуро оглядела Киру. – Ты утратила контроль, потому что нумерист Боб сломал тебе нос. От такого кто угодно взорвется. Нет, тебе не следовало пускать в ход шипы. И на сигнал передатчика медуз, скорее всего, тоже не следовало отвечать. Но ты это сделала. Что сделано, то сделано, и довольно об этом. Теперь ты знаешь признаки и проследишь, чтобы такое не повторилось. А сейчас ты просто боишься встретиться лицом к лицу с другими людьми. Вот чего ты боишься.

– Вы ошибаетесь. Вы не понимаете, что…

– Я понимаю вполне достаточно. Ты облажалась, и тебе трудно выйти и поглядеть людям в глаза. Так что же? Худшее, что ты можешь сделать, – прятаться и притворяться, будто ничего не произошло. Хочешь вновь заслужить доверие – выйди, получи по заслугам, и могу тебе гарантировать: за это тебя будут уважать все, даже Фалькони. Нет человека, который не совершал бы ошибок, Кира.