Александр Нагорный - Грегорианец. Четвёртый [СИ]

Дартин изнемогал от усталости. Ему отвели каюту, где он повалился на кровать и уснул.

На следующий день, утром по времени, они оказались уже на подлёте к столичной планете Империи Рош. В десять часов шаттл сел и пристыковался в космопорту, а в половине одиннадцатого Дартин ступил ногой на землю Рош и закричал:

— Наконец у цели!

Но это было еще не все, надо было добраться до столицы.

В Империи Рошш прокат работал исправно. Дартин и слуга-биотехнос взяли каждый по флайту и за четыре часа они благополучно достигли столицы.

Парень не знал Роклэнда, не знал ни слова по-роклэндски, но он банально написал имя герцога Легг Ашера маркером на куске пластика, и ему сразу же указали где герцогский дворец. Просто и без затей. А кого тут бояться? Ведь погоня осталась на Гранже.

Герцог находился в Румве, где охотился вместе с императором.

Дартин вызвал доверенного камердинера герцога, который сопровождал своего господина во всех путешествиях и отлично говорил по-гранжски. Молодой Грегорианец объяснил ему, что только сейчас прибыл из Гранжа по делу чрезвычайной важности и ему необходимо видеть герцога.

Уверенность, с которой говорил Дартин, убедила камердинера Патика, так звали слугу министра. Он велел приготовить пару лайтфлаев и взялся сам проводить молодого Адепта. Что же касается Праща, то бедняга, когда его сняли транспорта, уже просто одеревенел и был полумертв от усталости. Дартин казался существом железным. По прибытии в Румвейский замок они справились, где пребывает герцог. Император и Легг Ашер были заняты охотой где-то на болотах, в двух-трех милях отсюда. В двадцать минут юноша и его спутник домчались до указанного места и вскоре Патик услышал голос герцога.

— О ком прикажете доложить милорду герцогу? — спросил Патик.

— Скажите, молодой человек, затеявший с ним ссору в Гранже.

— Странная рекомендация!

— Вы увидите, что она стоит любой другой.

Патрик нагнав герцога, он доложил ему в приведенных нами выражениях о том, что его ожидает гонец.

Герцог сразу понял, что речь идет о Дартине, и, догадываясь, что в Гранжире, по-видимому, произошло нечто такое, о чем ему считают необходимым сообщить, он только спросил, где находится человек, который привез эти новости. Издали узнав форму Адепта, он подъехал на своём лайтфлае к Дартину.

— Не случилось ли несчастья с императрицей? — встревожился герцог, и в этом сказалась вся его забота и любовь.

— Не думаю, но все же полагаю, что ей грозит большая опасность, от которой оградить её может только ваша милость.

— Я? — удивился Ашер. — Неужели я буду иметь счастье быть ей хоть чем-нибудь полезным? Говорите!

— Вот послание, — сказал Дартин.

— От кого?

— От её величества, полагаю.

— От неё? — переспросил герцог, так сильно побледнев, что Дартин подумал, уж не стало ли ему дурно.

Герцог принял потрёпанную карту памяти.

— Что это? — спросил он, указывая на одно место, прорванное насквозь.

— А, — отмахнулся парень, — я и не заметил! Верно, шпага графа Ле Гора проделала эту дыру, когда вонзилась мне в грудь.

— Вы ранены? — забеспокоился вельможа, разворачивая голограмму с посланием.

— Пустяки, — вновь отмахнулся парень, — царапина.

— О! Что я узнаю! — воскликнул герцог. — Патик, оставайся здесь… или нет, лучше догони императора, где бы он ни был, и передай, что я почтительнейше прошу его величество меня извинить, но дело величайшей важности призывает меня в Роклэнд… Едем!

И оба помчались в сторону столицы.

Дорогой герцог расспросил Дартина если не обо всем случившемся, то, во всяком случае, о том, что Дартину было известно. Сопоставляя то, что он слышал из уст молодого человека, со своими собственными воспоминаниями, герцог Ашер мог составить себе более или менее ясное понятие о положении, серьезность которого, впрочем, при всей своей краткости и неясности, указывало и послание императрицы.

Но особенно герцог был поражен тем, что кардиналу, которому так важно было, чтобы этот молодой человек не ступил на планету империи Рош, все же не удалось задержать его в пути. В ответ на выраженное герцогом удивление Дартин рассказал о принятых им предосторожностях и о том, как благодаря самоотверженности его трех друзей, которых он, раненных, окровавленных, вынужден был покинуть, ему удалось самому отделаться ударом шпагой, порвавшим карту памяти императрицы, ударом, за который он такой страшной монетой расплатился с графом Ле Гором.

Слушая Дартина, рассказавшего всё это с величайшей простотой, Легг Ашер Роклэндский время от времени поглядывал на парня, словно не веря, что такая предусмотрительность, мужество и преданность могут сочетаться с обликом юноши, которому едва ли исполнилось двадцать.

Флайты неслись как вихрь, и через несколько минут они достигли Роклэнда. Дартин думал, что, въехав в город, герцог поубавит ход, но он продолжал нестись, мало беспокоясь о том, что сбивал с ног неосторожных пешеходов, попадавшихся на пути. При проезде через внутренний город произошло несколько подобных случаев, но Ашер даже не повернул головы, посмотреть, что сталось с теми, кого он опрокинул.

Дартин следовал за ним, хотя кругом раздавались крики, весьма похожие на проклятия. Въехав во двор своего особняка, выполненного с соблюдением правил истории, герцог соскочил с флайта и, не заботясь больше о нём, взбежал на крыльцо. Дартин последовал за ним, несколько тревожась за технику, достоинство которой успел оценить. К его радости, он успел увидеть, как трое или четверо техников выбежав из боксов, бросились к ним.

Герцог шёл так быстро, что Дартин едва поспевал за ним. Он прошёл несколько гостиных, обставленных с такой роскошью, о которой и представления не имели знатнейшие вельможи Гранжа, и вошел наконец в спальню, являвшую собой чудо вкуса и богатства.

В алькове виднелась дверь, полускрытая обивкой стены. Герцог отпёр её золотым ключиком-картой, которую носил на шее на золотой цепочке.

Парень из скромности остановился, но герцог уже будучи на пороге заветной комнаты обернулся к молодому Адепту и, заметив нерешительность, сказал:

— Идемте, и, если вы будете иметь счастье предстать перед её величеством, вы расскажете ей обо всем, что видели.

Ободренный приглашением, Парень последовал за ним, и дверь закрылась. Они оказались в маленькой часовне, обитой шёлком с золотым шитьем, ярко освещенной множеством настоящих свечей. Над неким подобием алтаря, под балдахином из голубого бархата, стоял портрет Жанны Гранжирской, исполненный в полный рост, настолько схожий с оригиналом, что Дартин вскрикнул от неожиданности. На алтаре под самым портретом стоял кофр, в котором хранилось планетарное ожерелье императрицы.