Тимур Машуков - Ненаследный сын императора. Часть 2. Смута [СИ]

— Самое прямое. — твердо уверил я француженку, — Дело в том, что этот артефакт был применен к моим сестрам сразу по их возвращению домой. И сейчас я хотел бы представить вам те образы, что мы получили в итоге.

Кивнув Нарышкину, я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Снова просматривать тот ужас, что был записан нашими архимагами, заглянувшими в воспоминания сестер о семейной жизни, я не имел ни малейшего желания. Тем не менее, я прекрасно все слышал, и знал, что за картина разворачивается перед взорами собравшихся: издевательства принцев над женами, постоянные избиения, принуждения ко всяким мерзким извращениям… Когда я впервые увидел то, что удалось записать в ходе эксперимента, я рвал и метал! Карл и Иосиф явно имели определенные проблемы с потенцией. И для того, чтобы у них хоть что-то получилось, они шли на самые грязные опыты… С трудом дождавшись конца демонстрации, я открыл глаза и обвел взглядом собравшихся. На большинстве лиц отражались те же эмоции, что испытывал и я. Проняло, как мне показалось, даже твердолобого Вавилова.

— У кого-то есть сомнения в том, кого мы видели в воспоминаниях моих сестер?

— Это Габсбурги, без сомнения… — нетвердым голосом произнесла маркиза де Вильнëв, — кто бы мог подумать… Но почему девочки не сопротивлялись? Насколько нам известно, они не Пустые, обладают даром.

— А это еще одна деталь, на которой мне хотелось бы заострить внимание. С момента начала их проживания в гостеприимных стенах дома Габсбургов, княжны были лишены своего дара посредством подавителей! И вам прекрасно известно, к чему приводит их постоянное ношение! Сейчас наши лекари не могут сказать, обратимы ли те изменения, что произошли с источниками сестер! Если все обернется хорошо, то со временем их уровень восстановится. Пока же они значительно ослабли как маги!

Со стороны двери послышался прерывающийся от возмущения голос австрийца:

— Это все ложь! Клевета! Все подстроено! Что за артефакт, что за разработки? Это невозможно! От имени Австрийской империи я выражаю протест!

Я медленно поднялся со своего места и загремел, выпустив на волю те ненависть и отвращение, что испытывал с того момента, как узнал, что пришлось пережить сестрам:

— От имени Российской империи, пользуясь властью, данной мне Богом и людьми, я отвергаю все ваши требования! И только из своей бесконечной милости я сохраняю жизнь вам лично, с тем, чтобы вы передали мою волю своему сюзерену! В трёхдневный срок повелеваю вам покинуть пределы Российской империи, свернуть все торговые и иные дела, составить опись имущества всех предприятий на российской территории и передать нашему Министерству финансов. В дальнейшем будет проведён аукцион среди представителей дружественных нам государств.

Заметив алчный блеск в глазах оживившихся дипломатов, я понял, что было правильным решением дать им возможность получить довольно богатые австрийские предприятия в свои руки. Ну и имперская казна тоже солидно пополнится, что никогда не бывает лишним.

— Брак Елизаветы Романовой и Карла Габсбурга, а также брак Екатерины Романовой и Иосифа Габсбурга объявляю расторгнутыми. Вопросы с церковью я улажу сам. Компенсации за физический и моральный вред, причиненный княжнам Романовым, мы требовать не будем, ибо нет суммы, соизмеримой с их страданиями.

Яростно глядя на фон Уриха, я с удовлетворением отметил, как посерело его лицо, и пропала вся дерзость, с которой он явился на встречу со мной. Я обратился к охране:

— Увести!

Потрясенный таким невероятным с его точки зрения поворотом событий, австриец безропотно дал себя увести, даже не попытавшись больше выразить свой протест.

— Я думаю, что все вы согласитесь с тем, что Российская империя вправе поступить так… — тихо произнес я, обращаясь сразу ко всем присутствующим. Услышав одобрительное бормотание, я уже более спокойным тоном продолжил:

— Тем не менее, это еще не все, что я хотел бы обсудить сегодня…

Меня прервал звук открывшейся двери. Проскользнувший в помещение Юрий кивнул мне, светясь от радостного нетерпения. И я гораздо увереннее заговорил:

— Должен вам сообщить, что вчера произошло покушение на моих сестер.

Дождавшись, пока утихнут встревоженные шепотки, я сразу пресек все вопросы собравшихся, испытывающих после всего увиденного и услышанного сегодня искреннее сочувствие к девушкам.

— Сейчас княжны уже чувствуют себя хорошо, наши лекари сумели подобрать необходимое противоядие. Не скажу, что это было легко. Но с активной помощью отравителя мы справились.

На моих губах зазмеилась едкая усмешка. Во всех взглядах, устремленных на меня, читалась лишь ожидание пояснений и раскрытия деталей заговора. И только в одном взоре я легко различил злость и разочарование.

— Неужели вы думали, что я такой идиот? Неужели действительно считали, что столь грубой провокацией толкнете меня на объявление войны Австрийской империи? Какая восхитительная идея — организовать покушение на моих сестер, попытавшись все обставить так, будто виновны в этом австрийцы! Какая тонкая работа была проведена с подсознанием несчастного, который до сих пор искренне уверен, что он — подданный императора Франца Второго и действует по его указке! Вы не учли одного — уровня мастерства наших архимагов, которые сумели извлечь истину из его сознания!

И я с нескрываемым удовлетворением смотрел, как меняется цвет лица истинного виновника покушения…

Презрительно глядя на побелевшего от страха посланника Союза Арабских Государств, я ждал ответа на свои вопросы.

— Ну же, досточтимый, ответьте мне! Где же хваленое восточное хитроумие? Я разочарован…

Но Асир Шарафаль-Дин лишь затравленно оглядывался в поисках поддержки. Но прибыл он в империю совсем недавно, не успел обрасти нужными связями, не завел мало-мальски дружеских отношений. И сейчас на него смотрели неодобрительно, заранее отстранившись от всяческого участия в его судьбе. Законы, царившие в политике, зачастую напоминали мне законы животного мира: съешь сам или съедят тебя. И жалости к тому, кто позорно провалил затеянную интригу, не испытывал никто. Осознав это, упитанный араб попытался было визгливо запротестовать:

— Клянусь Аллахом, это какая-то ошибка! Во имя его, прошу милости…

Но я настолько устал за последние сутки, столько было произнесено речей, так много нелицеприятных фактов всплыло на поверхность, что я не испытывал уже ни малейшего желания вновь выслушивать наспех придуманную ложь, в очередной раз опровергать её. Не вслушиваясь в причитания Асира Шарафа аль-Дина, я негромко отдал приказ увести его. Подхватившись, Юрий лично вывел слабо упирающегося арабского посла, уже за дверями передав ожидающему караулу.