Джек Уильямсон - Иной разум

Я ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО все так и есть, стараясь говорить не восторженно, использовать банальные слова и выражения для описания своих чувств.

— Я надеялся, что так и будет, — объявил Остин. — Ты и она — самые дорогие для меня люди.

Грубый гамак, в котором лежала Мелвар, дернулся и оборвался. Она не упала, а легко соскользнула на землю и подбежала ко мне:

— Мне жаль, — задохнулась она. — Я бодрствовала, Винфельд. Я слышала, что ты… — её дальнейшая речь оказалась совершенно бессвязна, так как она целовала меня, и я обнимал её в ответ. А когда через несколько минут я спустился на землю, я заметил, что Остин укладывает оборудование, а Наро стоит в стороне, наблюдая за нами со странным выражением то ли презрительной насмешки, то ли невероятного отвращения.

К тому времени окончательно рассвело, пурпурный туман начал подниматься. Я видел, что Остин все ещё наблюдает происходящее в яме. Мелвар и я подошли к краю. Теперь большая металлическая труба, которую фиолетовые существа сооружали всю ночь, стала намного больше и указывала куда-то в небо, выше Серебряного озера.

Мгновение ничего не происходило, а потом до наших ушей донесся низкий гул, который, казалось, исходил от сложной машины у подножия только что сложенной трубы. Вскоре звук стал громче, и становился все громче и громче, пока не превратился в труднопереносимый визг. Неожиданно, когда этот высокий звук стал невыносимым, мы перестали слышать его, словно оглохли. Но это случилось не потому, что звук смолк, а потому что вырос до такой высоты, что человеческое ухо перестало его воспринимать, а звук все ещё звучал. Потом возник широкий пучок желтого света, словно ослепляющий бриллиант, пульсирующий со странной энергией, которая лилась в темно-фиолетовое небо. Пока мы наблюдали, по лучу побежали красные и зеленые полосы. Медленно ярко — желтый цвет ушел из луча, и мы услышали, как далеко, много выше нас, луч, обернувшись вновь в серебристую жидкость, смертоносным ливнем падает назад в озеро. А там, на дне ямы, пурпурные все ещё таскали странные зеленые цилиндры, белый огонь искрился между странными шарами, а луч бил высоко в небо, возвращая серебристую «воду» назад в озеро…

Отвернувшись от пропасти, мы отправились назад в ужасную, фантастическую полутьму алых джунглей, так и не замеченные никем. Но теперь я знал, что Мелвар любит меня, и был зачарован тем, что она рядом…

Мы достигли лагеря Остина ночью, и только тогда я и ученый позволили себе уснуть. Старый ученый словно наконец очутился дома. И все же я был поражен его энергией и жизнелюбием. Он подготовил оборудование, которое намеревался взять с собой, поскольку мы собирались отправиться ко входу в подземный мир чудовищ. Остин настоял, чтобы мы оставили Мелвар и Наро в лагере. Без них мы с Остином могли бы путешествовать намного быстрее и с меньшим опасением быть обнаруженными. А в хижине Остина им ничего не угрожало. Я, конечно, не хотел оставлять Мелвар, да и она тоже, так что, когда мы уходили, она улыбалась мне сквозь слезы. Всегда требуется больше храбрости для тех, кто остается и ждет, чем для тех, кто вынужден отправиться в путь. Тех, кто отправляется в дорогу, манят тайны и приключения, а те, кто ждет, вынуждены мучиться и строить самые чудовищные догадки. Тем не менее Мелвар проводила нас до края зарослей, и там мы оставили её, отправившись на юг. Остин помалкивал. Казалось, он о чем-то напряженно размышляет. Но я знал, что, когда придет время действовать, он быстро придет в себя. А мне оставалось лишь гадать, о чем он так напряженно размышляет. С другой стороны, все мои мысли были заняты замечательной девушкой, которая должна была вернуться в хижину. Ещё я все время думал об ужасе кримли , которые часто посещали Астран, и том ужасе, случись кораблям кримли вырваться во внешний мир…

Остин остановился лишь через несколько часов.

— Мы проделали половину пути к шахтам, — объявил он. — Но нам нужно остановиться и свить веревку из жесткой коры красных деревьев. Я хочу спуститься в подземелье кримли до того, как наступит ночь. Но у меня есть все основания считать, что они активны во все часы суток, но появляются только ночью, потому что магнитные вибрации солнечного света вмешиваются в тонкую работу их тел…

Позже я понял весь потаенный смысл его слов.

Мы начали плести веревку из полос коры, подобной коже, оторванной от стволов огромных красных деревьев. Пока мы работали, Остин будто между делом рассказал несколько историй из своего детства… Но когда веревка была закончена, он снова замолчал, механически исследуя то, что мы сплели. Потом он убрал веревку в свой рюкзак, вынул трубку, набил её, усмехнулся и заметил:

— Мы готовы… готовы начать игру, победить или проиграть. И если мы проиграем…

Я похлопал его по плечу. Он встряхнулся, и мы продолжили совершенно бесшумно пробираться дальше и дальше. Вскоре заросли алого кустарника остались позади, и мы вышли на пустошь белого песка. Этот пустырь был больше чем в милю длиной и полмили как шириной. С западной стороны поднимался высокий, темный, крутой утес, у подножия которого лежали огромные валуны. Утес, гигантские валуны, и красные заросли с трех сторон, и нависшее над ними фиолетовое небо.

И посреди этого пустыря возвышалось с полдюжины странных металлических структур — словно огромные обрубки труб из белого металла торчали из земли. Из пяти из них в небо поднимались плотные клубы пурпурного пара.

МЫ ОСТАВИЛИ УБЕЖИЩЕ убежище зарослей и быстро подошли к ближайшему колодцу. Металлическое ограждение было приблизительно четыре фута высотой, оно протянулось вокруг ямы около двадцати футов в диаметре. Мы наклонились, изучая трубу. Сейчас можно было разглядеть только верхнюю часть трубы, а дальше царила тьма. Оттуда доносился слабый жужжащий звук, и я чувствовал, как вниз по трубе несется поток воздуха. Все это оказалось страшнее, чем я подозревал. Слабый жужжащий звук доносился из темноты. Сомневаюсь, что нашел бы храбрость спуститься.

— Веревка достаточно длинная, — прошептал я.

— Да, — осторожно ответил Остин. — Как-то днем я уже пробирался сюда и бросал камень в трубу, а потом по звуку падения рассчитал глубину. Тут не более пятисот футов.

Я закрепил конец шнура и обвязал другой вокруг талии моего друга. С наигранной улыбкой Остин выбил трубку и убрал её в карман.

— Винфельд, мой мальчик, надеюсь скоро снова тебя увидеть, — пробормотал старик. — Может быть, потребуется час или два, чтобы установить мой «дар» и вернуться. Но я не знаю, с чем придется столкнуться. Ты должен держать веревку, и если я решу отправить тебе какое-то сообщение, то дерну за веревку раза три, и ты тогда сможешь вытянуть её. А теперь до свиданья, мой мальчик. Ты…