Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

Барундин рявкнул на своих стрелков, и те направили арбалеты на боевые машины.

Прицелясь, стрелявшие выпустили шторм болтов по двигателям, большинство снарядов пролетали мимо или разбивались безвредно против самих машин. Однако после залпа на окровавленных камнях валялось несколько закутанных в плащи тел, пронзённых арбалетными болтами.

Пока экипажи боевых машин перезаряжали двигатели, гоблины снова ринулись вперед под очередным шквалом стрел. Справа от Барундина молотобойцы все еще сражались с Роем пещерных сквигов, и многие из них лежали мертвыми среди трупов диких зверей, сваленных перед их линией.

Гоблины двинулись вперед как море злобных зеленых лиц, выглядывающих из-под черных капюшонов, плюющихся и рычащих. Орда беспорядочно продвигалась вперед, в то время как в рядах непокорных бойцов вспыхивали драки; их вожди сталкивались головами и выкрикивали пронзительные команды, чтобы удержать волну гроби в движении. Свет от десятков костров жестоко отражался от зазубренных коротких мечей и наконечников копий — созвездие огненных звезд в дыму и тени.

Взрывы зеленой энергии вырвались из наступающей линии, когда прыгающие шаманы собрали свои магические силы и выпустили их, извергая миазмы разрушения и взрывы из своих посохов. Воины с топорами и молотами, стоявшие слева от Барундина, были сбиты с ног магическими атаками, зеленое пламя вырывалось из их раздробленных тел.

Особенно показного вида шаман стоял в центре приближающейся орды, его высокий капюшон был украшен костями и грубо вырезанными драгоценными камнями, он запустил руку в мешочек, висевший на его грубом веревочном поясе, и вытащил пригоршню светящихся грибов. Пожирая их, он начал прыгать с ноги на ногу, хихикая и визжа, размахивая посохом над головой. Болезненно-зеленые завитки энергии начали просачиваться из его рта и из-под капюшона, поднимаясь подобно туману вокруг гроби. Зеленые искры прыгали от одного кончика капюшона к другому, пока масса воинов перед шаманом не оказалась окутана струящимся зеленым облаком энергии. Воодушевленные этими заклинаниями, гоблины бросились вперед еще быстрее, топот их ног эхом отдавался от высоких стен.

Взрыв справа от Барундина привлек внимание короля дварфов, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть шамана, вырывающегося из рядов, купающегося в потрескивающей зеленой силе. С маниакальной энергией шаман упал на землю, бешено размахивая руками и ногами. Существо начало светиться изнутри, а затем, через несколько мгновений, взорвалось облаком зеленых дуг молний, поразив горстку его товарищей, стоявших слишком близко.

— Приготовьтесь! — рявкнул Барундин, ставя щит и крепко сжимая топор.

Передние гоблины были теперь менее чем в двух десятках ярдов и быстро неслись вперед. Когда они сократили разрыв, их ряды расступились, чтобы выпустить новый ужас. С пеной у рта и остекленевшими глазами гоблины, вооруженные огромными шарами на длинных цепях, вырвались из орды. Опьяненные странными грибами и поганками, пропитанные наркотической силой, фанатики начали бешено вращаться, их тяжелое оружие вращалось со смертельной скоростью. Некоторые головокружительно отскакивали, врезаясь друг в друга кровавыми клубками металла, в то время как другие возвращались в армию гроби, прорезая опустошительную полосу через ночных гоблинов, которые продвигались вперед, не заботясь о своих потерях.

Несколько фанатиков упали или споткнулись, прежде чем достигли линии гномов, раздробив себе головы и тела своими тяжелыми железными шарами, но горстка добралась до гномов. Бойня была мгновенной, щиты и кольчуги не защищали от сокрушительных ударов кружащихся безумцев. Два десятка гномов превратились в кровавую кашу от первого же удара, и когда фанатики отскакивали назад и вперед, рикошетя от одного гнома к другому, они оставляли за собой след из искалеченных тел.

Из шеренги гномов вырвался громкий стон, и они начали пятиться от фанатиков, толкаясь и пихаясь друг в друга, чтобы убраться подальше от обезумевших гоблинов. Как раз в тот момент, когда линия прогнулась под натиском, гоблинская атака попала в цель.

Их защитная стена была местами разрушена фанатиками, гномы не были готовы к гроби, и многие пали от ударов мечей и диких ударов копьями, когда они попытались перестроить линию. Выдержав первую атаку, гномы сомкнули свои щиты и отступили, рубя гоблинов топорами и молотами, разбивая головы в шлемах о лица врагов и ломая кости стальными щитами.

Двадцать веков ненависти вскипели внутри армии дварфов, и они мстительно набросились на взрыв яростного гнева, вспыхнувший вдоль линии, поглотив Барундина, который бросился вперед с поднятым топором.

— За Жуфбар! — крикнул он, обрушив свой топор на покрытую капюшоном голову гоблина и пронзив ее череп одним ударом. — За Гримнира!

Рубанув справа, он рубанул по поднятой руке другого противника, и ответный удар снес голову с плеч другого. Рунный топор сверкал силой, оставляя за собой капли темной крови гроби, которые брызнули в бороду короля. Он не заметил этого, потому что его охватил боевой гнев. Когда гоблины приблизились к нему, рунные доспехи и щит Барундина зазвенели от ударов: громриловые пластины остались верны, и он ничего не почувствовал. Еще один широкий взмах его топора снес еще двух гоблинов, кровавая борозда пересекла их грудь, их рваные одежды взлетели в воздух.

Рыча и тяжело дыша, Барундин рубил снова и снова, его рука крепла с каждым трупом, брошенным на землю. Вокруг него царил настоящий бедлам, когда оружие гномов рассекало плоть и кости, а копья и мечи гоблинов ломались о выкованную гномами сталь. Грохот металла и дерева, рев гномьих проклятий и панические вопли гроби заполнили пещеру, отражаясь от стен и становясь все громче.

Шаг за шагом гномы продвигались в зал, топча бесчисленные тела убитых ими гоблинов, изрыгая мстительные проклятия в адрес своих ненавистных врагов. Их бороды и доспехи были залиты кровью гоблинов, они представляли собой ужасающее зрелище, их глаза были устремлены на безумие, которое может породить только тысячелетняя вражда. С каждым ударом топора, с каждым ударом молота гномы расплачивались с гоблинами за каждую смерть гномов от их рук, за каждую захваченную ими шахту, за каждый захваченный ими холд.

Ярость Барундина была чиста; он испытывал острое чувство удовлетворения от каждой смерти гоблина. Праведность его гнева наполняла его целеустремленностью, и он легко игнорировал мягкие, неуклюжие удары своих врагов, его топор сеял смерть вокруг него.

Он был вырван из своих разрушительных грёз паническими криками слева. Срубив еще одну горстку гоблинов, он вырвался из окружавшей его группы гроби и увидел причину смятения своих сородичей.