Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты кровожадный головорез? — спросил Таронин, улыбаясь и спускаясь по ступенькам.

Похлопав Таронина по плечу, Хенгрид поднялся по ступенькам, пожал ему руку и кивнул в знак приветствия остальным танам. Он почтительно поклонился Арбреку, который лишь сердито посмотрел на него в ответ, а затем встал перед Барундином.

— Залы Грунганкора Стокрила теперь в безопасности? — спросил король.

— Клянусь металлическим глазом моего деда, в ближайшие два дня там, где мы стоим, не будет ни одного гроби, — сказал Хенгрид. — Это было давно, но я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что вы можете добавить завоевание Дуканкора Гробказ-а-Газана в свой список достижений.

— Они придут снова, — предупредил Арбрек, свирепо глядя на Таронина. — Будь настороже и держи рядом топор поострее, чтобы это имя не стало историей.

— Пройдет целая жизнь, прежде чем гроби осмелятся приблизиться к этим залам, — сказал Барундин. — Как я и клялся, они снова научились нас бояться.

— Да, это будет целая жизнь, — сказал Хенгрид. Он наклонился вперед и указал на бороду Барундина. — Я что, вижу седые волосы? Неужели эти сорок два года войны состарили молодого короля?

— Дело не в возрасте, а в беспокойстве, — проворчал Барундин. — Ты мог бы стать моей смертью, исчезая на месяцы, годы за один раз! Ты отвоевал северный ворота, осаждав их три года, о чём ты думал?

— Я увлекся, вот и все, — засмеялся Хенгрид. — Ты собираешься продолжать упоминать об этом каждый раз, когда я увижу тебя? Во имя Гримнира, прошло уже сорок лет. Отпусти ситуацию.

— Пройдет еще сорок лет, прежде чем я прощу тебя, — сказал Барундин. — И еще сорок после этого, прежде чем я смогу забыть голос твоей жены в моем ухе, обвиняющий меня в том, что я бросаю тебя каждый день в течение трех лет. Я вздрагиваю во сне, когда думаю об этом.

— Я не могу стоять здесь и сплетничать, надо готовиться, — проворчал Арбрек, отворачиваясь.

— Приготовления? — спросил Хенгрид, бросив вопросительный взгляд на танов. Они нервно переминались с ноги на ногу, многозначительно глядя на короля.

Хенгрид пожал плечами и повернулся к Барундину с выражением притворной невинности на лице.

— Что-то важное происходит?

— Вы прекрасно знаете, что завтра мне исполняется сто семьдесят лет, — сказал Барундин. — И тебе лучше принести что-нибудь получше, чем пара голов гроби. Это будет празднование твоих побед так же, как и моего дня рождения, так что не забудь смыть кровь со своей бороды, прежде чем придешь. Надеюсь, у вас уже готова речь.

— Речь? — задыхаясь, спросил Таронин. — Борода Грунгни, я так и знал, что что-то забыл!

Они смотрели, как стареющий тан торопливо спустился по ступенькам и исчез из зала.

Барундин положил руку на плечо Хенгрида и повел его вниз по ступенькам.

— Ты не должен напиваться и снова петь эту проклятую песню, — предупредил он.

Хенгрид раскачивался из стороны в сторону в такт хлопкам и стуку кружек по столам. Идя вдоль стола, он спотыкался о кувшины с элем и тарелки, покрытые костями и другими остатками пиршества. Пиво хлынуло из кружки в его руке, пролилось на куртку и застряло в бороде. С ревом он опрокинул кружку себе на лицо, а затем захлебнулся на мгновение, прежде чем его голос загремел в песне. Барундин закрыл лицо руками и отвернулся.

Даже Барундин громко хохотал, когда Хенгрид закончил, и смеялся еще громче, когда тан, пытаясь слезть со стола, поскользнулся и упал на пол с грохотом и проклятиями. Все еще посмеиваясь, Барундин взобрался на стол и поднял руки. Наступила своего рода тишина, прерываемая фырканьем и отрыжкой, бульканьем пивных кранов и множеством других звуков, издаваемых любой группой пьяных гномов.

— Мои замечательные друзья и родственники! — начал он под громкие одобрительные возгласы. — Мой народ чудесного Жуфбара, примите мою благодарность. Нет более гордого дня для короля, чтобы быть среди такой замечательной компании. У нас есть чудесное пиво, которое можно пить в изобилии, чудесная еда и чудесная песня.

Его лицо приняло искреннее выражение, и он сурово посмотрел вниз на все еще распростертое тело Хенгрида.

— Ну, может быть, не такая уж чудесная песня, — сказал он под громкие аплодисменты и смех. — Мои великие друзья и союзники произнесли много прекрасных речей, но есть еще одна, которую вы должны выслушать.

Послышались стоны некоторых из молодых членов толпы и одобрительные возгласы старших.

В короткой тишине, прежде чем Барундин заговорил, послышался характерный звук храпа, и Барундин повернулся, чтобы посмотреть в его направлении. Арбрек сидел в конце стола, склонив голову на грудь. Фыркнув, повелитель рун резко проснулся и, почувствовав на себе пристальный взгляд короля, поднял свою кружку.

— Браво! — воскликнул он. — Да здравствует король Барундин!

— Король Барундин! — восторженно откликнулась толпа. Арбрек рухнул на землю, и его голова снова начала клониться к груди.

— Как я и говорил, — сказал Барундин, расхаживая по столу. — Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать мое сто семидесятилетие.

Было много аплодисментов, и крики, «Старый добрый Барундин», и просто «Безбородыч!».

— Мне было немногим больше ста лет, когда я стал королем, — сказал Барундин торжественным голосом, и его внезапное серьезное настроение успокоило шумных пирующих. — Мой отец погиб в бою, преданный слабым человечьим отпрыском. Почти семьдесят лет я трудился и сражался, и почти семьдесят лет ты трудился и сражался рядом со мной. Лишь по одной причине, и только по одной причине, мы терпели эти лишения: возмездие! Мой отец теперь ходит по Залам Предков, но он не может обрести покой, пока его предатели все еще не привлечены к ответственности. Как я объявил в тот день, так и теперь я возобновляю свою клятву и заявляю о праве на обиду против Вессалов Стирланда. Еще до конца года мы потребуем извинений и компенсации за все зло, которое они причинили нам. Мои храбрые и сильные люди, которые сохранили веру в меня в эти трудные времена, что вы скажете теперь?