Валерий Сабитов - Звездная кара

Леран, сидевший до того как сомнамбула, очнулся и резко повернул голову. Леда от неожиданности вздрогнула.

— Жертвы, Люй… — сказал он, — Фундамент индуизма — «Веды». Вспомни, как там…

Экс-лама с тем же отсутствующим видом послушно вспомнил:

— «Чхандогья Упанишада». Двадцать пять символов жертвоприношения… Пять костров на алтаре: означают райские планеты, облака, землю, мужчину, женщину. В пламени костров сгорают пять видов жертвы… Вера, обитатели лунного рая, дождь, злаки, сперма…

— Вот! — Леран так резко потянулся к Люю, что Леда снова вздрогнула, — Луна — не працивилизация… Кто нас пустит в рай с оружием в руках и сердцах? До каких пор будем ошибаться?!

Леда ощутила, как он внутренне собрался в попытке куда-то проникнуть. И, чтобы не мешать ему, спросила Люя шепотом:

— А как человеку достичь рая?

— Путей много… Я не знаю… Мне кажется, что об этой Упанишаде уже шел разговор. Да и… Впрочем, ты стала взрослой женщиной.

Они переговаривались почти неслышно, на грани мыслеконтакта. Люй разглядывал ряды скамеек впереди в желании отыскать племянницу: рядом с Ли ему было легче. Особенно если близкий сосед — сверхъестественное существо с двойным именем Эрланг-Леран. Неосознаваемый по сути страх звенел в нем басовой струной. И чтобы справиться с ним, он продолжал разговор с подругой золотого человека с другой звезды.

— Все живые существа имеют одинаково бессмертные души, но разные оболочки. Тела. Потому и принадлежим мы сразу двум мирам, духовному и материальному. Потому и тянет нас то туда, то сюда. Трудно родиться во Вселенной человеком, но потерять человеческую форму легко. Ведь потерявший ее начинает цикл превращений заново. Вначале он приходит на землю дождем…

— Золотым или серебряным, — прошептала Леда, краем глаза глянув на окаменевший профиль Лерана.

Люй во внутренней задумчивости не расслышал ее.

— Потом существо рождается зернышком. Зерно съедается мужчиной и делается в нем семенем. Животворное семя принимает в себя женщина. А от женщины рождается мужчина. Так открывается путь…

Леда посмотрела на запад. Там, стремясь к пылающему золоту горизонта, чертили небо серебряные струи.

— Люй, вы видите? По всей Земле идут серебряные дожди. Это возвращаются те, кто погиб? Или это Фаэтон, рассыпавшись на мелкие осколочки, сыплется на нас?

Леран встрепенулся, возвратившись из путешествия по неведомым Леде мирам.

— Нет, моя родная… Не серебряные они и не золотые. Видимость… С ними к нам никто не вернется.

Золотые глаза фаэта светили влажным блеском. Леда обняла его руку.

— Ты хочешь выяснить, почему резервации как заповедники? Я угадала?

— Тут все ясно. Не так ли, Люй? Там люди, не отягощенные чрезмерностью греха. Им суждено спастись.

— И таким, как Фред, тоже? — спросила она.

— Фред-младший не из мира Лии. И он там не живет. Появляется — исчезает. Там его работа, нужная ему самому. Без Фреда обойдутся…

— А что, если рай по ту сторону Перехода? — женски непоследовательно продолжала расспросы Леда, — Или там начало пути?

Но их беседа прервалась: в работу Совета, которому предстояло стать Верховным Протекторатом, включился Шри Джая. А его не слушать они не могли.

— Мы проиграем не раньше, чем сдадимся! Только тогда! — голос брахмана звучал негромко, но твердо. А бархатный, будто в горле полуслышно звенели десяток сказочных микроколокольчиков, тембр проникал в самые глубины восприятия, — Примкнувшие к «Нео-Силлабусу» выкинули перед врагом белый флаг. И они собственными руками вырыли себе прямой тоннель в ад.

Человек Алтая, как его тут же назвала Леда, — не выдержал и, плотнее запахнувшись в серую ленту одежды, почти выкрикнул:

— Да что ад? Завтра на земле не останется места и для одной человеческой могилы. А если сохранится хоть одно погребение, — некому будет цветы туда положить. Я не пойму, о чем вы говорите?

— Я говорю о том, что смысл Вторжения нельзя оценивать однозначно. Как сплошное истребляющее зло. Пламя звездной войны начало переплавку душ как фаэтов, так и землян. Кто ее пройдет, — тот сохранит себя. И черный, и светлый огонь, — оба горят в каждом из нас. Все мы — у истока реки возрождения.

Шри Джая поднял руку к небу.

— А Черная планета погубит себя сама. Возможно, нашими руками. Но — сама. Ждать недолго… Но нам все еще грозит повтор… То ли опять здесь, то ли за Переходом, — не знаю, я не пророк. В одном уверен: мир Вселенной един. Черные звезды чужой галактики уже мерцают над нашими головами. Расстояния потеряли прежнее достоинство.

Он опустил руку. Расширенные глаза брахмана мерцали золотыми искорками вдохновения.

— На умирающей Земле рождается новая Церковь. Объединенная Церковь единой веры. С завтрашнего дня ее лидеры примут на свои плечи и светскую власть. И, — прежде чем сказать хоть одно властное слово, братья мои…

Тут Шри Джая сделал паузу и протянул обе руки вперед, взмахнув широкими белыми рукавами.

— Прежде нам самим необходимо приготовиться, оздоровиться, очиститься! После того — войдем в реку новой жизни.

Речь руководителя резервации острова Бали завершилась общим одобрением. И даже Человек Алтая, отбросив недоверие и скепсис, закивал упрямой аскетической головой. Следующим оратором, по выбору Бортникова, стал Арсений Кусик, успевший за несколько недель стать известным и землянам, и фаэтам.

— Арсению с его людьми досталось не только от чужих, но и от своих, — сдержанно улыбнулся Игорь Всеволодович, — предоставляя тому слово, — Расскажите, как вы выдержали атомную бомбардировку Курил.

Полутораметрового роста и очень худой, Кусик мог бы сойти за мальчика. Если бы не лицо, — нездорово темное и морщинистое. Лицо древнего старца. Но на вопрос Бортникова оно расцвело такой улыбкой, что Арсений помолодел на два-три десятка лет.

— А что бомбежка? Роза Ветрова спасла. Чуть тряхнуло, однако. И все, обошлось.

Следом улыбнулся Игорь Всеволодович, широко и ярко:

— Еще одно чудо. Подобное одиссееву. Тому Эол все ветры в мешок завязал. Оставил один, попутный…

Кусик согласно кивнул:

— Только бы и мы наш мешок не развязали по глупости. Тогда уж небо и над резервациями покраснеет-загорится.

Он пробежал узкими глазами по рядам, на миг задержал взгляд на лице Эрланга и добавил:

— Хотите знать, как у нас, в Ханко-Уссурийской резервации? Нормально у нас. Второй раз за этот год расцвел лимонник… Но Проходы далековато. Нам нужен Протекторат.

Он развел руками, склонил голову в поклоне, и прошел к своему месту. Леран с Ледой обменялись взглядами: рано постаревший нивх-дальневосточник дал понять в мимолетном столкновении взоров, что знает нечто важное, но не подлежащее оглашению. Но встречу с ним перенесли на вечер; к тому же за спинами раздался приглушенно-приглашающий шелест крыльев.