Уильям Форсчен - Круг Александра

— Я несу приветственное послание и подарок царю от философа Аристотеля. Я обучалась в Дельфах искусству оракулов, но с радостью откликнулась на просьбу знаменитого ученого отправиться с посланием к нашему повелителю Александру…

— Совсем неплохо. Я боюсь только за наше произношение, но мы не сможем его исправить до тех пор, пока мы не услышим, как говорят носители языка. Помни, если твой греческий покажется кому-то странным, объясни это тем, что мы родом из небольшого торгового поселения у Геркулесовых Столбов. Имплант очень скоро подметит все различия и самостоятельно внесет нужные изменения в твой речевой процесс.

— Надеюсь, я по-прежнему не буду замечать, что говорю на греческом, — ответила Тия и отскочила в сторону, едва успев увернуться от пинка Элдина.

— Тия, ты готова?

Как мог заметить Элдин, обычно невозмутимая Тия сильно нервничала при мысли о том, что через несколько секунд ей предстоит телепортироваться на Землю античной эпохи, и по этой причине имела подавленный вид. Несмотря на прививку, у нее вызывала ужас бубонная чума и прочие распространенные в то время заболевания.

— Не забывай, если у тебя потечет из носа, нужно просто воспользоваться рукавом.

— Лучше я на всякий случай сразу же сделаю себе дополнительную инъекцию универсальной вакцины.

— Надеюсь, твоя вакцина сможет защитить тебя и от македонского меча.

Прежде чем Тия успела ему как-то возразить, Элдин нажал на камень, украшающий пряжку его пояса, включив телепортационную установку. Сознание Элдина внезапно померкло, поскольку за какое-то мгновение его молекулярная структура была полностью дезинтегрирована.

До восхода солнца оставался один час, и небо на востоке уже окрасилось в пурпурно-голубые краски приближающейся зари. Возле стен Вавилона сознание вернулось к Элдину, и первыми его ощущениями были головокружение и боль, являющиеся типичными последствиями прыжка по телепортационному лучу.

Он инстинктивно ощупал свое тело, убедившись в том, что все на месте. Хотя телепортацией пользовались уже тысячу лет, как и многие другие, Элдин испытывал к ней недоверие и опасался, что однажды, после очередкого прыжка, он утратит какую-нибудь часть тела или она вдруг окажется в неположенном месте.

— Приподняв голову, он окинул взглядом окрестности. Насколько он мог судить, корабельный компьютер бросил их точно в заранее выбранное место — небольшой овражек неподалеку от городских ворот, где согласно показанию инфракрасного радара никого не было.

— Тия? — Я здесь.

В предрассветных сумерках Элдин мог лишь с большим трудом разглядеть свою племянницу. Ему следовало бы перед прыжком выключить свет в телепортационной камере, чтобы глаза заранее привыкли к темноте, но теперь уже было поздно про это думать.

Легкий холодный бриз пробежал по зарослям тростника на берегу канала, и сухие стебли издали слабый гипнотический вздох. «Хорошо, — подумал Элдин. — Утро того дня, когда легендарный полководец собирался покинуть этот мир, просто обязано вызывать какие-то особенные чувства. В каждом мгновении должна заключаться магия, некое едва заметное колебание нитей, связывающих настоящее с судьбами будущих поколений». Элдин полной грудью вдохнул воздух и почувствовал в утреннем бризе, пронесшемся над открытыми полями, первую дрожь готового проснуться города. Зачарованный, он подполз к краю оврага и, уже привыкнув к скудному освещению, смог разглядеть в отдалении городские стены, опоясывающие Вавилон сплошным кольцом протяженностью в несколько десятков миль.

— Ксарнам бы здесь понравилось, — прошептала Тия. — Ты чувствуешь, какой запах принес с собой этот ветерок?

— Послушай, заткнись! Я уверен, ты сама знаешь, чем себя занять.

— Я хочу сказать, понюхай, чем здесь пахнет! Черт возьми, я даже не могла себе и представить, что это место будет так отвратительно вонять!

Очарование момента исчезло без следа.

— Ну ладно, — сказал Элдин. — Давай подойдем к воротам. Они скоро откроются.

Как только они вышли на дорогу, окружающий их мир внезапно ожил. Величайший царь в истории должен был сегодня умереть, но для многих это был обычный день, который надо как-то прожить. По обеим сторонам дороги на тростнике и коровьих лепешках готовилась пища для сотен путешественников, прибывших к городским стенам после закрытия ворот, и теперь они готовились войти в самый крупный город некогда могущественной Персидской империи.

Воздух был наполнен пронзительными криками торговцев, собиравшихся с первыми лучами солнца установить за пределами города свои прилавки для дневной торговли.

— Какая какофония! Эти люди могли хотя бы подождать до рассвета, прежде чем поднимать шум, — пожаловалась Тия.

— Представь, что ты говоришь на греческом, — прошептал Элдин. — Речевой имплант будет правильно работать только тогда, когда ты начнешь думать на выбранном тобой языке. Начни это делать прямо сейчас, и через несколько минут все будет происходить бессознательно. Греки и македоняне со снобизмом относятся к своему языку. Заговори с «ими как-нибудь по-другому — и сразу же лишишься в их глазах всякого уважения. Не забывай об этом.

— Я попытаюсь, — ответила Тия.

Ее греческий был неуверенным, но достаточно сносным.

В первый момент Элдин подумал, что, взяв ее с собой, он совершил ошибку, но затем решил, что, если оправдаются его самые худшие опасения, будет хорошо иметь рядом хоть какого-то напарника, способного прикрыть тыл. На бумаге могло показаться, что одурачить наследников Александра будет достаточно легко, но гораздо сложнее осуществить это в реальности. Практикуясь шепотом в греческом, они приблизились к городским воротам. Охраняющий их стражник — македонянин, очевидно находившийся не в лучшем расположении духа, осыпал отборными проклятиями окружающих его людей.

Элдин окинул быстрым взглядом представшую перед ним сцену. В это мгновение вдали прозвучал сигнальный рожок. К нему сразу же присоединился еще один, а затем еще. Отступив от высоких городских стен, Элдин смог разглядеть столбы дыма над верхушками зиггуратов (Зиггурат (зиккурат) — культовое сооружение в Древнем Двуречье, представлявшее собой ступенчатую пирамиду). Поднимавшиеся к небу клубящиеся дымовые облачка отливали огненно-красным светом, отражая первые лучи зари, уже занявшейся над равнинами и болотами на востоке от города.

Шумная толпа, собравшаяся перед воротами, на мгновение погрузилась в молчание, одни упали на колени и начали кланяться на восток, в то время как другие протянули руки к небесам, приветствуя восходящее солнце. И тут же двенадцатиметровые ворота распахнулись внутрь, словно бы их открыли руки невидимого гиганта.