Алексей Щербаков - Интервенция

Музей был огромен. Залы затягивали в себя – и если бы не Анна Сергеевна, Джекоб давно бы потерял тут ориентацию. В свете мутного питерского дня, льющегося через пыльные стекла, картины смотреть было трудно. Да и рассмотреть все – на это требовались месяцы. Джекоб не был большим любителем изящных искусств, но все-таки он не вчера из Вайоминга [26]приехал. Бывал он и в Метрополитен-музее, и в Вашингтонской национальной галерее, и в Лувре, и в других знаменитых музеях. И теперь, бродя по залам, начинал по-настоящему осознавать значение этого города. Понимал он теперь и циничные смешки шефа. Петербург имел чудовищную ценность. Не только культурную – но и самую обыкновенную, измеряемую зелеными бумажками. Всем этим добром, включая вид из окон на Петропавловскую крепость, можно было прибыльно торговать. «Самый большой в мире город-музей, где все к услугам туристов». Хотя бы только ради этого имело смысл затевать экспедицию. Теперь Джекобу было совершенно ясно, что вокруг корпуса генерала Адамса ведут игру не только политики, но и бизнесмены всех уровней. Впрочем, в Америке никогда не поймешь, где заканчивается политика и начинается чистый бизнес.

Они вошли в большой зал, уставленный рыцарскими доспехами и витринами со средневековым оружием. Что тут сразу привлекло внимание Джекоба – так это некоторый беспорядок. В других залах тоже встречались пустые места на стенах, передвинутая или опрокинутая мебель, пару раз он видел расколотые вазы. Но все-таки там наблюдался хоть какой-то порядок. Тут же… Все витрины были открыты. Рыцарские доспехи стояли как-то косо. Доспехи, сидевшие верхом на лошадиных чучелах, вообще были повернуты друг к другу. Вроде как рыцари о чем-то совещались. Джекоб пошел вдоль витрин. Как и многие мальчишки, он в детстве увлекался средневековой романтикой, а как американец, пусть и не коренной, имел пристрастие к оружию – в том числе и к холодному. Поэтому журналист со знанием дела рассматривал представленные мечи и кинжалы. Все экспонаты были на месте, несмотря на то что витрины отперты. Удивляло не то, что они открыты, а то, что отсюда ничего не унесли. В конце концов, картину не так-то просто продать. Для этого места надо знать. А эти железки… Да в Лондоне в любом приличном антикварном магазине за них ухватятся двумя руками! Отвалят кучу денег наличными и не станут ни о чем спрашивать – лишь попросят приносить еще.

Джекоб повернулся к своей провожатой:

– Анна Сергеевна, я все собираюсь вас спросить: каким образом удалось сохранить музей в таком приличном состоянии? То есть я имею в виду то, что его не разграбили. Поверьте, я видел то, что осталось от музеев Самарканда и Багдада… Там остались одни лишь голые стены. А тут – совсем иная картина. Честно говоря, я удивлен. Неужели жители Петербурга с таким почтением относятся к Эрмитажу?

– Если бы… – вздохнула музейная работница. – Да нет, конечно, вандалов и любителей наживы и в нашем городе хватает. И, конечно же, когда начался хаос, все… многие ринулись грабить все, что плохо лежит. А плохо лежало всё. Вы ведь наверняка видели разграбленные магазины.

– Но почему же не грабили Эрмитаж? Ведь тут собраны огромные ценности…

– Сюда не лезли, потому что боялись.

– Кого? – изумился Джекоб.

Анна Сергеевна заколебалась:

– Боюсь, что вы мне не поверите, сочтете: я сошла с ума среди этих картин.

– Ничего страшного. Я журналист. И притом – военный журналист. Поверьте, я видел своими глазами много такого, что может показаться совершенно невероятным. Да и в Петербурге мне встречалось кое-что, не лезущее ни в какие рамки.

Музейная работница с некоторой опаской огляделась:

– Только давайте пойдем отсюда куда-нибудь подальше. Здесь, в этом зале, мне как-то не по себе. Если бы не вы, я сюда бы и сейчас не сунулась. Почему – поймете, когда услышите мой рассказ.

Они прошли несколько залов, уселись на банкетку. И Джекоб услышал историю, от которой отваливалась челюсть…

Грабить Эрмитаж начали, еще когда в городе была какая-то власть, но всем было ясно, что государство ввергнуто в хаос. Поэтому многие люди стали спешно оглядываться в поисках места, куда можно навострить лыжи – желательно, чтобы позаграничнее. Но ведь понятно, что драпать за бугор лучше, имея с собой хорошую сумму денег или, на худой конец, какие-то ценности, которые можно выгодно продать. В этом смысле Эрмитаж был очень привлекателен. И начали тащить…

Пример подали сами музейные работники, среди которых, конечно же, далеко не все были такими самоотверженными, как Анна Сергеевна. То тут, то там стали пропадать разные вещи. Чаще небольшие, всякие-разные образцы декоративно-прикладного искусства, которых в Эрмитаже полным-полно. Музейщики знали, что тянуть, – они тырили экспонаты, за которые, возможно, и не выручишь миллионы, но сотню-другую тысяч долларов можно получить в любой стране, где известно понятие «антиквариат» и есть достаточное количество богатых любителей таких дорогих игрушек. Что же касается запасников, то их и вовсе бомбили внаглую. Было время, выносили экспонаты из дворца, даже не особо скрываясь. А что, мол, все равно все пропадет.

Как это бывает в подобных делах, главное было – кому-то начать. А потом процесс нарастает лавинообразно. Те, кто вчера и мысли не допускал о разграблении коллекций, включались в эту увлекательную забаву. По принципу – я что, хуже? Дескать, все равно растащат, так уж и я себе кусочек урву! Но внезапно события пошли совсем по иному пути.

Однажды под вечер, когда кто-то из работников вытаскивал из витрины резную шкатулку XVI века (тысяч на триста баксов), в проеме зала появился невысокий, но крепкий бородатый человек с роскошной седой бородой: «Зачем так делаешь? Так не надо делать! Сама запомни и другим передай: кто попробует что-то взять – очень плохо будет! Совсем плохо будет!»

– И вот что удивительно, – покачала головой Анна Сергеевна, – он ведь при жизни русский язык отлично знал. А тут говорил как торговец с рынка…

– Он? Кто он?

– Как кто? Академик Орбели!

Дама сказала это с таким видом, будто этим именем все было сказано. Ну, как средний американец сказал бы «генерал Грант». Спрашивать, кто это такой, было даже как-то неудобно. Выручила Васька. Как ни странно, она, несмотря на свои хулиганские замашки, держалась вполне прилично. И обратилась к работнице Эрмитажа достаточно интеллигентно:

– Анна Сергеевна, вы объясните человеку, он ведь все-таки иностранец…

– А, да… Академик Орбели – это легендарный директор Эрмитажа. Он сумел сберечь музей во время блокады. Тогда тоже было плохо, много хуже, чем в прошедшую зиму. Но воровать никто из работников тогда даже и не пытался. Да, великий был человек.