Павел Дартс - Крысиная башня

— Бать. Коротко. Что ты хочешь сказать? Что наган мой — вундервафля?

— Ишь, слов нахватался… Я хочу сказать, что на короткой дистанции он во многом будет предпочтительнее, чем ПМ.

Я уже хотел обидиться, но он продолжил:

— И даже чем ТТ. Вот глянь — тэтэшный патрон, — он достал из коробочки, найденной у старшего коммерсанта, один патрон с желтой гильзой и темной, медного цвета, пулей.

— Всем хорош. Но! На короткой дистанции избыточен по мощности — любую тушку шьет навылет. А это ни к чему. По идее сквозная аккуратная дырочка в нежизненноважном органе слабо остановит оппонента; два же слепых отверстия, то есть несквозных, да еще каждое большего, чем 7,62, диаметра, остановят намного эффективней! Это я про твой наган.

— А вот для серьезных дистанций и решения серьезных вопросов у тебя теперь будет свой серьезный инструмент — тот автомат, что мы у крестьян взяли…

— Пра-а-авда??!

— А то. Вот это будет серьезный инструмент. Правда, Толик?

Тот молча кивнул, смотря на дорогу.

— Классно! А может, лучше помпу? Я читал, что на короткой дистанции помпа, она…

— Эээ, Крыс, не ведись! Не верь всему, что болтают. Помпа — считай, картечный или дробовой патрон, — только в одном случае предпочтительнее автомата — при выстреле одиночным с близкого расстояния. Но на это у нас обрез есть. А дальше — рассеивание, дальность… Дальше 50 метров — вообще нет смысла стрелять, а для автомата это вообще детская дистанция! И при разборках в помещении — вот ты прикинь. Если противник перемещается, — из помпы его нужно раз за разом нащупать пучком картечи, стреляя последовательно; а из автомата — достаточно перечеркнуть силуэт плотной одной очередью…

— Убедил! Дай пять! — я полез через мешки, чтобы радостно хлопнуть ладонью в батину ладонь; и затем скатился обратно в кузов, окончательно увозив в грязи светлую курточку.

— Что такой радостный? — подозрительно спросила Белка, — Выпросил, что ли, что-то?

— Это бабы выпрашивают, — мужчины договариваются! — гордо сообщил я ей. Теперь я испытывал перед ней полное чувство превосходства, — ну и что, что Толик ей ПМ достать пообещал, АК посерьезней будет! С АК я рано или поздно и сам себе пистолет добуду!

Белка, конечно, не поверила нифига, и стала допытываться, о чем договорились. Я сообщил, что ее рыжего беличьего носа это ни с какой стороны не касается; а когда она опять надулась, примирительно сказал:

— Не боись, пистолета мне не обещали. Я уж не буду так низко падать, чтобы пистолет слезами выжучивать! О другом договорились.

— О чем?

Не отвечая прямо на вопрос, я немного напустил туману:

— Вообще ты посмотри, как грамотно нас развели… Ты хотела пистолет. Я хотел пистолет. Ни тебе, ни мне фактически пистолета не дали; а и ты, и я, в общем, довольны… Классная работа, а?

— Мне Толик пообещал!

— Ну, пообещал… Но ведь не дал?

— Пообещал — сделает. Найдет! — сказала Белка с полной убежденностью. И ведь, рыжая, точно не слезет теперь с Толяна, пока не выжмет из него вожделенную игрушку, — подумалось мне.

Ох, эти женщины…

Подъехали к Башне, со стороны проспекта, когда уже темнело. Батя сказал, что пока свалим мешки в магазине, все одно он изнутри закрывается, а потом растащим по этажам. Наделаем ларей под картошку… Я уже знаю, как… — он уже весь был в планах.

Потиху подъехали, потиху припарковались задом ко входу в магазин, осмотрелись… Все тихо. Тихо и уже темно. Батя с Толиком открыли дверь в магаз и стали перетаскивать мешки, укладывая их просто на пол в разгромленном торговом зале. Первыми перетащили туда пленников.

— Вот ты, брателло, запасливый, — а почему у тебя у самого картошки нет? — пыхтел Толик, таща очередной мешок.

— У меня много чего нет. И к сельскому хозяйству, знаешь ли, питаю стойкое отвращение! — отмазывался батя, вскидывая мешок на плечо.

Мы с Белкой пасли по сторонам, я с автоматом, теперь уже моим. Еще не все даже перегрузили, как зашебуршалось в холодильнике за стеной, прикрывающем вход в Башню, — ну точно, «домашние» засекли возвращение «кормильцев» и лезут встречать…

Точно, вскоре забрезжил свет маленького аккумуляторного светильника и показался Володя, и мама, и Люда. Охота была в дыру лазить. Волнуются, видать.

— Ну вы прям вообще, все вместе приперлись, вот зачем? — забухтел батя, — Свет притушите! С улицы же видно!

Володя! Ты ж за старшего! Чего все приперлись??

Володя заверил, что все в Башне в порядке, что единственный наш оставшийся в живых пеон Равшан накормлен и заперт, что питание с мины на входе он отключил… («Я бы заметил, если бы не отключил! И не только я — весь квартал бы заметил!» — проворчал батя); поставил светильник под прилавок и все вместе обступили батю и Толика. Посыпались вопросы.

Одиннадцать мешков картошки вызвали бурный восторг. Мы почувствовали в натуре себя некими кроманьольцами, притащившими в пещеру тушу только что ухайдоканного мамонта. Бурное ликование вызвала печка — особенно среди женской части населения. А бидон с медом вызвал просто таки экстаз! Нет, сахара у нас было много, даже очень — но мед есть мед!

Мама только постаралась подпортить впечатление, заявив:

— Ну точно разбойничий притон, встречающий разбойничков с удачного налета! — хотя на мед и картошку с печкой сама была вполне рада. Батя, перетаскивая с Толиком очередной мешок, только метнул на нее неодобрительный взгляд, — и она смешалась.

Тут все заметили двоих связанных пленников. Младший только что-то неразборчиво скулил; а старший, низкорослый плешивый субъект непонятного возраста, кряхтел, и трусливым голосом просил:

— Эта… Очень вас прошу… Очень руки затекли, просто никакой возможности терпеть… Я вас умоляю…

— Ты смотри, какие не деревенские слова знает: «умоляю»… — изумился Толик, пинком в грудь заставляя того замолкнуть.

— Да че. Сериалы, небось, и в деревнях смотрят… — подхватил батя, и обступившим пленников домашним: — Это пленные. Взятые в бою, чтоб не было сомнений. С оружием в руках, если для кого это важно. Чтобы совсем не было вопросов, — эти граждане намеревались нас троих, вот меня, Крыса и Белку, обратить в рабство, экспроприировав и наше носимое имущество, и последующие результаты нашего рабского труда! Причем Белку намеревались определить в весьма специфическое рабство, вы все люди взрослые, и догадываетесь, в какое. Володя, нет, не надо светильника, я же сказал. Завтра рассмотрите. Им предстоит на благо нашего Дома теперь много и плодотворно трудиться, успеете еще познакомиться. А все остальное, включая фургон — наш законный трофей. Короче, — хватит тащиться! Володя! Сейчас этих перекинем в Башню; а ты тащи цепи от Ибрагима и Джамшута, с болтами и инструментами, — сразу их оформим. И отведем спать, — там уже Равшан, думаю, им сам объяснит политику партии. Да, кстати, при перемещении по дому — мешки им на головы, непрозрачные, Володь, сооруди-ка сам… Предметно с ними завтра разговаривать будем. Лена, Люда! Включайте паяльную лампу и примус, поставьте как можно больше воды греться; нам всем нужно помыться, особенно ребятам. Толя! Куда думаешь отогнать фургон? Понадобится он нам еще?