Павел Дартс - Крысиная башня

А мы не дрожали, нет; не сказать, чтобы мы чувствовали себя очень уж уверенно со стволами, — нет; тем более мы видели среди деловых мужичков, шарящихся в магазинах, и людей в милицейской форме явно с кабурами набитыми не только бутербродами, но все же стволы давали +10 к статусу. Для меня послать трехэтажным какого-нибудь наглого делягу, пытающегося стащить «по сути уже мое» стало делом обычным.

И чувствовалось, чувствовалось! Люди, наши коллеги-мародеры, вдруг обрели мощную интуицию, — те, кто раньше на улице на безобидное «да отвали ты» готов был кинуться с кулаками, теперь на существенно более крепкие задорные выражения поджимали хвост и «растворялись в предрассветной дымке», как поэтично выразился Толик, хотя дело и было в этот раз днем. Потому что тяжеленькая железяка под полой вселяла уверенность и добавляла нужные нотки в «обращение к оппоненту», — и это чувствовалось. Правильно говорил Аль Капоне насчет доброго слова и револьвера, правильно. Чтобы к твоим словам прислушивались, нужно и что-то более весомое, — кроме слов. Ствол, плюс ощущение что я не один, — мы группа, мы стая, мы «прайд», как выразился батя, имея ввиду свой «львиный» знак зодиака.

Сгружали у Элеоноры, почти полностью забив у нее одну комнату. Подгоняли джип задом к подъезду, отсылали дежурного, что по графику пас входную дверь, «порадовав» его каким-нибудь презентом — и в темпе, в темпе! Благо теперь грузящиеся машины у подъездов были повсеместным явлением, как и люди, снующие по подъездам с сумками и коробками — «Великое Переселение Народов в Глушь!», как выразился батя. Только люди таскали сумки-коробки в машину из квартиры, а мы в квартиру из машины, — но такие частности со стороны не очень-то заметны, правда? Во-всяком случае, мы так думали.

Васильченки, Володя с Людой, уехали. На дачу, пережидать. Судя по всему, у старого наблюдательного Васильченки здорово испортилось мнение о бате за последние несколько дней. Я даже слышал, как он выговаривал ему на повышенных тонах:

— То, что вы делаете, Олег — это недостойно! Я не ожидал от тебя!..

— Володь, я сам от себя не ожидал. Такой быстрой реакции, обычно я торможу не по детски. Наверно, влияние Анатолия сказывается. Но это жизнь. Успеваем. Стараемся.

— Я не похихихать хочу, а поговорить с тобой серьезно! То, что вы делаете, называется…

— … мародерство. Грабеж. Разбой. Я знаю, Володя. И что? Быть честным хочется, но выжить — еще больше…

— Ты думаешь, чему ты учишь сына??

— Об этом не надо. Думаю. Пока получается.

— И что придется отвечать?…

— Перед кем, Во-ло-дяяяя?? Это норма жизни сейчас стала, ты просто не понял еще.

— Воровство не может быть нормой жизни! Есть нормы морали…

— Вот и большевикам так же говорили в 17-м, когда они на реквизиции-экспроприации-продразверстки приходили. В рамках тогдашней, тоже сменившейся, парадигмы. А они, вишь, не верили, — и неслабое государство поставили на уши… Главное, Володь, в струе быть; а мораль — она такая сука изменчивая…

— Ты и говорить-то стал как уголовник! Не ожидал от тебя!.. Пусть — мораль. Но есть еще уголовный кодекс!

— Не, Володь, нету. Кончился. Ну, на самый крайний случай, если вдруг когда-то и как-то «нормализуется», — в чем я лично сильно сомневаюсь, — объявят амнистию, делов-то. Первый раз, что ли? Ты, Володь, историю хорошо знаешь? Всегда и везде так было. Взять, хотя бы, последнюю чеченскую компанию…

— Олег! Я не хочу с тобой дискутировать, это неуместно! Но то, что вы делаете — отвратительно и…

— Володь! Делай сноску: «Отвратительно с моей точки зрения», — не надо за всех расписываться. Тушенки хочешь? Йогуртов возьмешь коробку? Третий день жрем, не лезут уже…

— …

— Мы завтра уезжаем. Мы с Людой. Ты старшим по подъезду остаешься. Ну, тебе не привыкать, вы ж порядок уже наводили. Ну и… Все же… Ну, мы соседи, давно друг друга знаем…

— Володь, что за преамбулы? Что сказать-то хотел? Только давай без экскурсов в моральные дебри, я там лучше ориентируюсь, поверь!

— Ключи, как обычно, пусть у вас остаются.

— Не вопрос, Володя, как всегда. Кота забираете?

— Куда ж без него…

— Ну, счастливо. Консервов возьмешь?

— Нет, я сказал уже.

— Ну гляди. О! Бензина возьми канистру! У тебя есть ведь пустая? Давай, я…

— Нет, Олег! Это принципиально!

— Ну, если так… Счастливо вам.

Толик:

— Брат, надо не размениваться на ларьки, а ехать на оптовку. Один контейнер с оптовки — если знать, который брать — обеспечит нас жратвой года на два-три. Ты представляешь себе здоровенный контейнер, полностью набитый крупами, макаронами, горохом, фасолью?…

— Да… Эти тупорезы, сейчас ломающие банкоматы и сейфы в банках, не понимают, что будет настоящей ценностью…

— Ну так что?

— Толян… Это конкретный грабеж. Если «шоппить» уже брошенное — это одно, то…

— Че ты ломаешься как институтка на революционном крейсере? Это законно.

— Хм?… Обоснуй…

— Не вопрос. Ты сам говорил: писаные законы отстают от действительности. Ты сам говорил — парадигма сменилась. Ты сам говорил: сейчас твое будет только то, что ты можешь защитить. Вот мы и съездим, посмотрим, кто что из торгашей может защитить — а, следовательно, что кому принадлежит по праву. Или не принадлежит, и пользуется он этим незаконно!

Толик довольно засмеялся, сформулировав такую сложную мысль. Олег с удивлением посмотрел на брата:

— И ведь не оспоришь, а?…

— Ну дык!

Судьба «оптовки» была решена.

Выспаться не удавалось и ночью. Дежурить на дверях по очереди приходилось и нам, мужчинам. Однажды в полночь нас поднял непонятный зуммер, — так у нас не звенел ни один мобильник. Спали у Толяна, кто на чем.

Мама накануне заявила, что «беспокоится за сына и никуда его не отпустит». Как-то это прошло… Говорила-то она «с нажимом», а мы отреагировали просто, без рефлексий, — просто не обратили внимания на ее слова. Даже я не стал спорить и препираться, — я слишком уставал на этой мародерской работе. Одна поездка «на оптовку» чего стоила, когда нам пришлось «расчехлять стволы», а батя вновь перевоплотился в «бывалого урку», за которым, казалось, стоит целая банда с тачанками. На раз прокатило, хотя батя потом плевался:

— «Это не собственники, не коммерсы — а слякоть какая-то! Лауреаты премии Дарвина! Ну как можно повестись на такой развод и без звука отдать продукты, когда невооруженным взглядом видно, что вскоре это будет самая главная ценность — ведь посевной-то не проводилось, нечем! Ну как люди могут так-то вот жить одним днем!»

— Пап, — говорю, — Так что, им надо было на стволы идти?

— Ну, не знаю… Но не отдавать так легко свое, заработанное! Даже и не получив по морде…