Крис Вудинг - Ускользающая тень

— Мне пора, — повторяет Фейн.

Небо быстро светлеет. Фейн оглядывается, потом снова поворачивается ко мне. Мы столько хотели бы сказать друг другу, но на всё не хватит времени, поэтому просто молчим.

— В конце сезона мы опять пойдём этим путём, — произносит Фейн. — Как потом — не знаю.

Потом разворачивается и бежит к домам, а я шагаю внутрь пещеры. В глазах стоят слёзы.

Вниз, вниз, подальше от безжалостного рассветного солнца. Меня встречает знакомый с детства тёмный мир.

— Ты беременна?

Сурово гляжу на Ринна. Пусть только попробует сказать ещё что-нибудь таким же потрясённым, испуганным голосом. А если даст понять, что это моя вина…

Обычно мой муж намёков не понимает, подобные тонкости не в его стиле. Но в этот раз сообразил правильно.

— Это плохо, — бормочет он.

Да, и впрямь хорошего мало, но я всё равно почему-то обиделась. Мне было девятнадцать, я была напугана, взбешена и искала человека, на котором можно всё это выместить.

— Вижу, ты рад, что у нас будет ребёнок. Прекрасно! — язвительным тоном восклицаю я.

— Не валяй дурака, сама знаешь, что я имел в виду! — рявкает Ринн в ответ.

Тут же умолкаю. За это я его и люблю. Умеет поставить меня на место.

Ринн неподвижно застыл напротив круглого окна с видом на панораму Вейи. Наши апартаменты освещает мягкое сияние фонарей, на половицы из полированного корневого дерева ложатся длинные тени.

— Как ты вообще могла забеременеть?

— Понимаешь, когда мужчина и женщина очень любят друг друга, они…

— Чёрт возьми, Орна, сейчас не время для твоих шуточек! — взрывается Ринн.

Обиженно умолкаю. Впрочем, он прав, иронизировать и в самом деле не следовало. Это я справляюсь со страхом при помощи юмора, а Ринн так не умеет. Он сразу начинает злиться. А сейчас Ринн напуган всерьёз.

— Помнишь, я болела? — тихо произношу я. — Иногда зелья не действуют, когда болеешь.

Конечно, Ринн помнил. Я тогда целых двадцать оборотов проболела. А такому мужчине, как Ринн, без секса долго обходиться трудно. Только мне полегчало, сразу накинулся на меня, будто год не видел. А надо было подождать, пока не восстановлюсь полностью.

Ринн мрачно смотрит на меня из-под густых нахмуренных бровей. Пытается понять, виню я его или нет. Правильный ответ — нет.

— Надо сообщить Ледо, — наконец говорит Ринн.

— Да, — соглашаюсь я, но холодею при одной мысли.

— Ты понимаешь, что…

— Я буду рожать, — твёрдо произношу я.

— Это не тебе решать, — возражает Ринн.

Отворачиваюсь и скрещиваю на груди руки. Отступать не собираюсь.

Ринн яростным ураганом проносится через комнату, хватает меня за локоть и тычет толстым пальцем в символ на моей левой щеке. Три диагональные черты. Знак Должницы.

— Нет, ты не понимаешь! Не понимаешь! Это значит, что ты не принадлежишь себе. Ты собственность! Ледо может тобой распорядиться как угодно! Как по-твоему, что он скажет, когда узнает?

Вырываюсь из его хватки.

— Что от ребёнка надо избавиться, — тихо отвечаю я.

— А если откажешься повиноваться?

— Меня могут казнить, — ещё тише выговариваю я.

— Не просто могут, а казнят — тебя вместе с ребёнком, — неумолимо продолжает Ринн. — За то, что забеременела. И меня казнят — потому что ребёнок от меня.

— Нет, Ледо этого не сделает. Мы слишком ценные сотрудники.

— Уверена? От аристократов, знаешь ли, чего угодно можно ждать.

— Ледо не сможет так поступить, — настаиваю я.

Немного успокоившись, Ринн отходит в сторону. Приближается к окну и замирает, глядя на город. После долгой паузы произносит:

— Ты его собственность, и я тоже. Ты проявила себя, доказала, что ты одна из лучших. Думаешь, тебе позволят выбыть из строя на несколько сезонов? Даже когда вернёшься к работе, рисковать так, как раньше, уже не сможешь. О чём ты будешь думать больше, о деле или о ребёнке? А я?

Для моего мужа это речь невероятной длины. Чаще всего Ринн рассуждал про себя, а не вслух. Должно быть, здорово испугался, если возникла потребность поделиться опасениями со мной. В одиночку справиться не может.

— Я не сдамся, — повторяю я.

— Орна, тебя убьют. Для таких случаев существует специальная процедура. Мы должны были попросить разрешения заранее. Наш с тобой долг — служить им, всё остальное вторично.

— Я стала Должницей и принесла клятву, когда мне было десять лет, — парирую я. — Так что не надо говорить мне о преданности. Ледо меня не казнит, потому что я приношу пользу клану.

— Казнит, если откажешься подчиняться.

На самом деле Ринн прав. Кому нужны Должники, делающие то, что им заблагорассудится? Взбунтовавшаяся Должница сама подписывает себе смертный приговор. И всё же уступать я не собиралась. Все опасности меркли по сравнению с угрозой потерять этого ребёнка. Как благоразумный человек, я понимала, как следует поступить. Ещё бы, в последнее время ни о чём другом не думала. Но никакие доводы не могли повлиять на мой выбор. Всё это просто не имело значения.

Даже отдавая себе отчёт, что меня могут казнить, я невольно предавалась фантазиям. Настоящая семья — мама, папа, ребёнок. Собственный домик. Ринн возвращается с работы — не с этой, а с какой-нибудь скучной, нудной и безопасной. Я простая домохозяйка, учусь готовить и угощаю плодами своего кулинарного творчества проголодавшегося мужа. Я мечтала о нормальной жизни, как у тех горожан, которые содержат свои магазинчики, перебирают бумажки в банке, принимают ставки в аукционных домах. Простая жизнь счастливых мужа и жены, которые не разлучаются больше чем на несколько оборотов, и никто из них не подвергается постоянной опасности.

Но это всё только фантазии. Нельзя перестать быть Должником. Ринн не может сам выбрать себе работу, он лишь исполняет то, что ему прикажет клан Каракасса. А такого клан никогда не прикажет, ведь Ринн, как и я, один из лучших. Мне никогда не позволят стать матерью. Да, конечно, клану от этого никакой пользы. Наши дети уже не будут Должниками, они родятся свободными. Ринн — последнее, третье поколение Должников в своей семье, а я клялась посвятить клану только свою жизнь, а не жизнь своих потомков.

Меня заставят избавиться от ребёнка. Но так я поступить не могу.

— А ты хочешь, чтобы я… что-нибудь сделала? — спрашиваю у Ринна.

Муж стоит ко мне спиной. Вижу, как он весь напрягается. Потом с шумом выдыхает воздух. Как раз этого вопроса Ринн и боялся.

— Если принять меры сейчас, Ледо можно вовсе ничего не говорить, — медленно выговаривает он. — А потом сразу попросим у него разрешения. Позволит — попробуем ещё раз.

— Допустим, — резко отвечаю я. — Но ты сам хочешь этого?

Ринн снова вздыхает. Он всегда очень осторожно принимал решения, потому что потом никогда их не менял.