Алексей Жарков - 99942 [СИ]

Он будет ждать этих откровений. Щекотку взгляда. Аквамарин голоса. Звенящее смущение. Звонкие прикосновения.

А когда дождётся, подарит их Маше.

– А, правда, что у синестетиков отличная память? – спросила Маша, двигая по тарелке листик кисловатой рукколы.

– Ну… – Максим вспомнил недавние ментальные затмения, ощущение беспомощной отстранённости от предметов и лиц, которые должен хорошо помнить. – Никогда не жаловался, только после больницы проблемы были… – Левая рука непроизвольно потянулась к шраму над переносицей, но он перехватил её на полпути мысленным приказом и заставил взять бокал с вином.

– А расположение вещей? Можешь с одного взгляда запомнить, где что стояло? Где солонка была, когда мы начинали готовить?

Максим глянул на керамического пингвина с тремя дырочками на макушке. Нелетающая морская птица изначально скучала на открытой полке над духовым шкафом, рядом с набором зубочисток. Сто процентов, хоть для протокола.

– Не помню.

– Неправильный из тебя синестетик, – покачала головой Маша.

– Как есть. – Он не понимал, почему соврал Маше в такой мелочёвке. Хотел оставить за собой хоть какое-то преимущество? Зачем? – И с порядком у меня дела неважно обстоят, без закидонов вроде: клавиатура строго по центру стола, бумаги в идеальной стопке, канцелярия по своим местам. В общем, я – позор синестетиков.

Маша засмеялась. На ней была свободная футболка небесно-голубого оттенка с рисунком – тонкая ветка, украшенная лодочками листьев. Других преград, если не считать психологических, к её телу не существовало. Во время кулинарных хлопот Максим случайно увидел её грудь – Маша присела, чтобы собрать упавшие на пол салфетки, и он заметил тёмное пятнышко соска на молочно-белой возвышенности. Картина-воспоминание не добавляла рассудительности ("Скоро одних губ и объятий станет бесконечно мало…"), но он бережно хранил его пьянящую соблазнительность и провокацию. Это было просто.

Они не занимались любовью ("не трахались", как сказало бы циничное "Я" Максима, если бы ему дали слово; но никто не давал). Максим не спешил с этим аспектом близости, с Машей – нет, пока – нет. Чувствовал, что когда – или если – это произойдёт, то станет естественным и логичным, как роса на буйной тропической растительности. И в их "первой ночи" будет нечто большее, чем просто страсть познания. Некий секрет или даже заблуждение, каким, к примеру, обладает процесс появления утренней влаги: не все знают, что конденсатом является лишь малая часть росы, главным образом это результат самоорошения растений, защита от солнечных лучей.

Этот секрет был рядом, близкий и доступный, лишь протяни руку. Развеет ли он их заблуждение?

Кто знает? Возможно, следовало задать себе другой вопрос: зачем стремиться потерять это спасительное заблуждение, зачем искать истину?

– Ещё вина? – спросил Максим.

– Пожалуй. Только белого. Да, хочу белого!

– Даже так? Тогда придётся чуть-чуть подождать.

– Привет холодильнику.

Под пристальным взглядом Клуни, направленным поверх миски с сухим кормом, Максим открыл бутылку белого вина (ЮАР, со слоном на этикетке) и вернулся за стол. Мечтательно улыбался, когда наполнял бокал Маши, а заметив за собой это, даже успел взгрустнуть: "В какой момент желания другого человека перестают быть важными? Становятся рутиной, а не радостью?"

Себе он налил красного, хватило на целый бокал. "Красное и белое" – почти по Стендалю, или нет, без почти, но у других авторов. Максим вспомнил, что роман с таким названием (или "Белое и красное", не суть) читал на работе Пономарёв, какой-то криптоисторический хоррор про последний бой белогвардейцев и большевиков.

Он подумал о груди Маши в своей руке и сделал большой глоток.

Секс в начале отношений – не лучший зачин для длительного союза. Или две недели в современном мире – это не начало, а без малого вечность?

"Ба, Максимыч, с каких пор ты думаешь о будущем?"

Спорить с собой не было никакого желания. Естественно, он её хотел, он – мужчина. Но сначала надо стать счастливым в самих отношениях, а уж потом в постели.

"А может, ты просто не хочешь ничего менять? Привык к этому промежуточному состоянию? – подумал Максим, а потом предупредил: – Смотри, потеряешь Машку… ей мужик нужен, а ты всё в поцелуи играешь". Похожее предупреждение, облачённое в шутку, некогда сделал Диман Костенко, друг детства, когда Максим начинал встречаться с Аней, когда всё ещё было в праздничном конфетти и полном ажуре, за годы до рассинхронизации желаний и приступов нежности.

"Заткнись", – посоветовал он и себе, и призраку друга, которого однажды подвёл.

Максим сделал ещё один глоток, поменьше, и подхватил с тарелки кусочек жареного мха. На вкус как нежное креветочное мясо, только рыбой не пахнет.

– Можно спросить? – сказал он, задумчиво разжёвывая грибные волокна. Спросил, чтобы отогнать мысли и образы.

– Валяй!

– Расскажи о своей семье.

– Хм. – Маша приподняла брови и слегка склонила голову набок, наигранно оценивая опасность вопроса. – Странная тема для мужчины, открывшего вторую бутылку вина, но раз спросил…

– Буду признателен.

– Напускные манеры – за борт… Значит, про родителей. Краткость приветствуется? Хорошо. Родились, выросли, жили в Питере. Там они и сейчас обитают, мама на пенсии, а отец по-прежнему "у станка". Точнее у компьютера – архитектором работает. А мама конструктором была, в том же проектном институте. Сестричка есть…

В какой-то момент Максим соскользнул. Продолжая слушать Машу, кивать и пить вино, стал думать о другом. О разном. Будто пролистывая в голове важные записи, чтобы убедиться – всё ли на месте, не забыл ли чего.

Он вспомнил встречи с Машей, предваряющие их знакомство. Первую: краткую, безмолвную, случившуюся в тамбуре мини-маркета. Она забрела в магазин после двух часов на трассах комплекса "Снежком", купить минералки. Так она сказала. И вторую встречу: около дома Лопухова, вернее, около обнесённого стеной, точно средневековая крепость, жилого комплекса, на территории которого имел жилплощадь Лопухов. Привезла некой сердобольной женщине одного из котят, сидевших у неё на передержке. "Минералка и котёнок. Спасибо вам, ребята, за шанс увидеть, а потом и узнать Машу".

Мысль перескочила на косвенного "виновника" второй встречи – Лопухова, сотрудника ИИКМ, коллегу профессора Булгарина. "Как он оказался в списке?" и "Почему по-прежнему жив?" Максим получил ответ лишь на второй вопрос. Да и ответ ли? Скорей, версию…

– Ты меня слушаешь?

– Да.

Она встала со стула, подошла и села ему на колени.

– Какой-то ты напряжённый, где ты сейчас, а? Максим?

– Да так.

Максим обвил её руками и на секунду уткнулся лицом в тёплоё плечо.