Наоми Вуд - Миссис Хемингуэй

– Я не понимаю тебя. Ты говоришь, что тебе невыносима мысль о том, чтобы потерять меня, но в то же самое время пишешь стихи другой женщине?

Эрнест смотрит на нее умоляюще – но молча. Облепленный тюлем, точно жених – фатой своей невесты.

– А как фамилия Мэри?

– Уэлш.

– И кто же она тебе, эта Мэри Уэлш? Возлюбленная? Любовница? Следующая жена?

Эрнест уже готов что-то сказать, но не говорит. Как это в его духе – хотеть все сразу: и жену, и любовницу, и все, до чего может дотянуться. На самом деле он вовсе не бабник, он просто не понимает, что ему нужно на самом деле, потому и хватается за все подряд. Жены, жены, жены. А Эрнесту нужна не жена, а мама!

Марта страшно разозлилась. Да как он смел так с ней поступить! В конце концов, это просто неприлично – для всех участников очередного публичного трио имени Эрнеста.

– Зачем было умолять меня вернуться, если у тебя есть кто-то еще?

Эрнест растерянно пожимает плечами. Подходит к стеклянному шкафчику, молча наполняет бокал.

– Вперед, Эрнест, залей свою беду. Забудь обо всем. Полдень уже миновал – можешь позволить себе сколько захочешь, у тебя ведь такое правило?

Он стоит к ней спиной, глядя в окно.

– Ты смешон. Ты хуже ребенка. Попробуй развязаться с одним, прежде чем хвататься за другое. Это будет по-мужски. Все кончено, слышишь? С меня хватит!

Прежде чем закрыть за собой дверь, она снова взглядывает на пистолет – темнеющий, точно одна из этих дыр мостовой, откуда вывернули булыжник.

– Только не делай глупостей! – бросает она напоследок.

Выйдя на улицу, Марта идет к толпе женщин, которую видела из окна. Они уже вооружились ножами и кастрюлями, у одной в руке мясницкий тесак. Посреди толпы лежит кобыла, сломавшая ногу на выщербленной мостовой, – черногривая, с блестящей холкой. Женщины держат джутовые мешки и медные кастрюли в ожидании куска ноги, копыта или мохнатой морды. Марта пятится, когда одна из женщин ловко перерезает кобыле горло. Темная кровь заполняет ямы от вывороченных булыжников.

Казалось, даже всемирная служба Би-би-си махнула рукой на эту часть света. Все, что Марте удавалось извлечь из радиоприемника, был треск да передачи евангелической церкви с Ямайки. Эрнеста порой бесило, что она постоянно крутит ручку настройки, но Марта хотела услышать новости из Европы и не собиралась сдаваться, пока их не получит.

«Финка» стала теперь куда гостеприимнее, буйные джунгли удалось укротить. Бассейн регулярно чистился, деревья и кусты раз в неделю подвергались стрижке. Тем не менее ведение хозяйства Марту не увлекало. И когда слуги донимали ее вопросами о меню и покупках, она выпроваживала их со словами: «Спросите мистера Хемингуэя. Я работаю».

Но ей все равно приходилось бороться с зарослями бугенвиллеи, составлять меню и распекать дворецкого, который целыми днями лениво жевал зубочистку. В удачные дни Марте казалось, что счастье подавляет ее, а в скучные она ощущала свое бессилие перед их тягучей медлительностью.

К радиопомехам добавилось звяканье колотого льда в столовой. Эрнест стал закладывать за воротник все раньше и раньше, чтобы снять напряжение предстоящего дня. Он зашел в гостиную, держа в каждой руке по кокосовому коктейлю. В грязной белой майке он был похож на обычного кубинского бомжа. Марта собралась сделать ему замечание, но вспомнила, что уже говорила об этом сегодня, и прикусила язык. Если раньше она называла его Свином в шутку, то теперь это стало не смешно.

Краем глаза Марта наблюдала за Эрнестом: ага, ждет, пока на него обратят внимание. Она, не торопясь, крутила ручку настройки. Сквозь помехи в эфире прорывалось то радио Флориды для рыбаков, то образовательная программа из Гаваны, пока наконец не послышались куранты заставки и четкий выговор лондонского диктора. Говорит Лондон.

– Как я рад, что купил тебе приемник. – Эрнест наконец протянул ей коктейль. – Что может сравниться с этим ежедневным радиоверещанием текущих новостей?

– Иначе пришлось бы четыре дня дожидаться почтового катера.

– Солдаты Рейха воюют независимо от того, знаем мы новости или нет.

Они молча сидели, слушая радио. На одном диване, но порознь. Три книги, что она написала здесь, в безмятежности этого дома, выстроились на полке рядом с романами Эрнеста: «Поле боя», «Чужое сердце», «Лиана». Писалось тут хорошо, но скучалось отчаянно. Впрочем, три книги за пять лет – это совсем неплохо. Как-то, размышляя над названием для небольшого сборника рассказов, Марта случайно наткнулась на письмо Файф, адресованное Эрнесту. Ничего особенного, очередная порция оскорблений, но заканчивала Файф неожиданно поэтично: «Чужое сердце – темный лес». Вот и название для сборника! Интересно, что подумает его бывшая жена, если обнаружит эту книгу в книжной лавке Ки-Уэста. Да уж, неприятный сюрприз для крошки Файф.

Дослушав новости, Марта отправилась принять душ, оставив Эрнеста сидеть на диване и слушать сальсу – ее передавали на другой волне. Было время, когда оба вскакивали, стоило им услышать музыку по радио. Неважные танцоры, они любили танцевать друг с другом.

Звук льющейся воды заглушал музыку. Намыливаясь уже второй раз за этот день, Марта напомнила себе, что счастлива. Чем не жизнь? Мороженое в кокосовой скорлупке, джин-тоник на лужайке, купания в соленой воде по утрам и вечерний теннис!

Но иногда возникало чувство, что это могила. Дом оплели лианы, гигантские цветы в саду смогли бы слопать теленка. Порой Марте казалось, что она тонет в мартини и цветах. Пару дней назад она обнаружила орхидею, выросшую на стволе дерева, и только придя с ножницами, заметила, сколько их таких вокруг: целые пучки, точно мотки шелка, в каждой пазухе пальмовых листьев. Да ей за всю жизнь их не извести! Тем вечером, съежившись в постели, Марта мечтала о внезапных заморозках. И вспоминала, как, впервые приехав сюда, спешила открыть свой дом навстречу природе, памятуя о Файф, прятавшей Эрнеста за кирпичной стеной. Идея оказалась дурацкой: теперь природа каждый день норовила поглотить ее дом!

А Эрнест? Он вел себя точно один из слуг. Из кожи вон лез, чтобы она была тут счастлива, наглаживал ее, словно складку на юбке. Устраивал ей командировки на Антигуа, Сабу и Барбадос – куда угодно, лишь бы поближе к Кубе. Официально она ехала писать серию репортажей о тактике ведения подводного боя, а на деле все, что видела Марта, – это открыточные пляжи и вечное лето. Лишь в прошлом году, исхитрившись наконец сбежать в Лондон, Марта оказалась в своей стихии – на войне она вновь почувствовала себя дома.

Натянув рубашку и широкие брюки, Марта вернулась в гостиную, но Эрнеста там не было. Наверное, пошел к ней в кабинет. Вообще-то она не разрешала ему туда заходить: он обязательно переложит что-нибудь не туда, и тогда вообще ничего не найдешь. Но он просто стоял, заложив руки за спину, напротив огромной карты Европы, висевшей на стене, и пристально в нее вглядывался, словно ценитель – в картину на выставке.